В плену у сказки
Шрифт:
Люмьер шел впереди, и его фигура расплывалась в темноте. Луна совсем не справлялась с ночными тенями. Я подняла голову и почти с растерянностью взглянула на лунный диск. Возникла такая простая и такая несвоевременная мысль…
Принц не может меня ждать, потому что в это время он превращен в чудовище.
— Куда ты на самом деле меня ведешь? — спросила я, останавливаясь.
Люмьер обернулся, и лицо его обезобразил оскал разочарования и злости. Во мне сразу же проснулась легкая паника, и единственное, что пока не давало ей разгореться, это понимание
— Ты грязная, давно порченная девка, поэтому с принцем быть не можешь. Я делаю это ради него.
— Делаешь что?
Я невольно отступила на шаг, когда от кустов отделилась широкая темная фигура. Люмьер победно возликовал:
— Возвращаю тебя тому, кому ты принадлежишь!
— Какого черта… — я разглядела свирепое лицо Гастона.
Он шел к нам неумолимо, напоминая приближающуюся лавину. К горлу подступил ужас.
— Твою ж…
И я побежала. Мои тесные белые балетки сверкали, как хвост оленя, за которым Гастон и погнался. А красный плащ его только раззадорил.
Надо было кричать, звать на помощь… Но я не успела. Гастон сбил меня с ног с той же силой, с какой мог бы ударить бык. Упав на землю, я еще попыталась подняться, пока на меня не обрушилась тяжесть чужого тела. Гастон заломил мне руки, едва не вывихнув их, и быстро замотал рот тряпкой. Я принялась извиваться, еще больше путаясь в плаще, стараясь помешать увальню связать ноги. Гастон торопился.
— Будешь сопротивляться, ударю по голове, и ты станешь еще большей дурой, поняла меня?!
Я замерла, осознав, что вряд ли мой череп спокойно переживет посягательства на свою целостность. Страх мешал соображать, лишал драгоценного времени. Почти насильно вытаскивая из памяти обрывки информации, я напрягла мышцы, незаметно раздвинула запястья с лодыжками и, вдохнув полной грудью, задержала дыхание.
— Быстрее! Быстрее! — жужжал Люмьер. — Увози её быстрее!
— Все! — Гастон взвалил меня на плечо и потащил к лесу.
На дороге, разделяющей лесные деревья и сад, стояла телега с тучным тяжеловозом. Конь лениво повернул голову, когда Гастон кинул меня на сено, как мешок картошки.
— Через главную дорогу нельзя, там проверяют, — суетился Люмьер, — езжай в обход.
— Я, по-твоему, дурак, чтобы ехать дремучим лесом без ружья?
— А так её заметят! Ты и себя, и меня подставишь, и весь наш план погубишь. Ничего с тобой не будет. На этой дороге волков давно не видели. Увози ее. И быстрее! Скоро обход сторожевых.
Гастон выругался и запрыгнул на облучок, хлестнув лошадь. Телега тронулась, и колеса задребезжали по каменистой дороге.
Плохо. Дела мои были плохи. В темноте, качаясь из стороны в сторону, утопая в сене и ужасе, я выворачивалась из веревки. Сначала удалось освободить руки и ослабить стянутую челюсть — дышать стало легче.
Деревья и кусты льнули к дороге, как оголодавшие к милостыне, цепляясь за повозку, облизывая ноги лошади. Гастон все подгонял коня, но тот, не обращая на него внимания,
Что ж, нельзя было терять ни секунды.
Я ухватилась за край телеги и, свесив ноги, спрыгнула.
Но Гастон это увидел.
— Ах же дрянь, куда?!
Если честно, я надеялась, что он заметит пропажу меня позже. Гастон сильно натянул повод, наверное, повредив рот коню, и резво спрыгнул с телеги. Я бросилась в чащу, уповая на защиту мрачного леса, но не пробежала и минуты. Гастон нагнал меня на первой же полянке и схватил за плечо.
— Думала, убежишь?! Совсем меня не уважаешь? Хотела сбежать, будто я глупец, будто я слепой.
Он развернул меня к себе и сжал шею. Я ногтями вцепилась в его волосатые руки, тщетно пытаясь вырваться. Не знаю, что было хуже: боль, паника или страх. Гастон поднял меня над землей, и балетки упали в траву одна за другой.
Как обидно и несправедливо.
Сюжет решил отомстить за мою наглость? Выбросив вот так, как ненужную и досадную занозу, отдав на растерзание злодею, уже настоящему, мерзкому, гадкому чудовищу.
— Не… — прохрипела я, зажмуриваясь и стараясь задержать угасающее сознание. — Надо…
Наверное, меня услышал не сказочный сюжет, а лес. Потому что вокруг в кустах и деревьях затрепетал устрашающий рык.
Хватка на шее тут же ослабла, и я упала на землю, кашляя и открывая глаза. Побледневший Гастон смотрел куда-то за мою спину, и на его лице читалось осознание конца. Можно было не сомневаться, что гибель пришла и на мой порог. Обернувшись, я разглядела четверых волков. Они рычали и уверенно приближались, особо не торопясь, потому что их добыче никуда не деться.
Три волка сразу сорвались с места, когда Гастон побежал. А я осталась сидеть, потому что даже не смогла сдвинуться. Четвертый волк подошел ко мне, жутко скалясь.
Сказки про злых монстров в лесах сочиняли, чтобы дети не ходили туда, потому что могли сгинуть. Настал черед и моей подобной сказки?
Я не дышала, замерев в ужасе, но волк почему-то не нападал. Он медленно ткнулся носом в мой плащ и тихо заскулил, а потом отвернулся и бросился вслед за Гастоном.
Красный плащ. Это он меня спас. Или Золушка, которая его и отдала.
Я поднялась на ноги и закрыла уши, потому что крик Гастона был невыносим: волки его догнали. Мозг перестал соображать, передав управление какому-то первобытному механизму, который заключался лишь в одном: бежать. И я побежала. По лесу, прочь от рычащих волков.
Плащ не годился для осенней холодной ночи. Листья промерзли и теперь кололи босые ноги. В темноте я не видела, куда бежать: луна спряталась за рваные облака.
— Румпельштильцхен, Румпельштильцхен, Румпельштильхен.
Три раза произнести его имя — и он услышит. Правда ведь?
Но он меня не слышал. Наверняка мой крик о помощи растворялся в шуме еще сотни голосов, мечтающих о встрече с колдуном.
Вскоре я выбилась из сил, упала и просто забралась под поваленное дерево. Сжавшись, обняла колени.