В плену у травмы. Как подружиться со своим тяжелым прошлым и обрести счастливую жизнь
Шрифт:
Для этого сам рассказ о травме не обязателен. Обязательно другое: возвращение своего тела к «заводским настройкам» – к ощущению безопасности, и осознание того, что ваши «патологические» реакции и симптомы – это стратегии выживания и стремления к жизни, а вовсе не свидетельство вашей дефектности или испорченности.
Мы целостны, а не сломлены; мы застреваем в наших переживаниях, но мы не становимся из-за них дефектными. Мы выживаем, но нам важно научиться новой информации:
• Изучить то, как еще можно жить внутри
• Изучить то, как еще можно жить в окружающем мире.
И да, у нас нет возможности взять и удалить наше прошлое, навеки стереть его, переписать историю своей жизни. Но мы можем дать этому прошлому пространство и научиться жить с ним, не боясь его. Более того, мы можем горячо приветствовать себя в этом прошлом – и даже если сейчас вам кажется, что вы никогда не сможете перестать презирать и винить себя за какие-то вещи, я надеюсь, эта книга даст вам возможность взглянуть на свою историю, даже на самые мрачные ее части, иначе.
«Я тебе верю».
Какие сложные, какие драгоценные, какие преобразующие слова. Я возьму на себя смелость сказать, что каждый из тех, кто столкнулся с травмой, хотел бы услышать их.
Но для того, чтобы это произошло, необходимо признать то, что причиняет вам боль. Мы с моей сестрой, будучи детьми, даже не пытались этого сделать.
Травма не терпит слов. Она предпочитает молчание.
И мы молчали. Молчали, даже когда попадали в относительно безопасную обстановку. Молчали, потому что нас никто не спрашивал. Молчали, потому что молчание было нормализовано. Молчали, потому что боялись – или же потому, что считали: мы заслужили все то, что происходило с нами.
Любая травма лишает нас дара речи (2, 54). Это утверждение нейрофизиологично – исследования показывают, что при активации болезненных воспоминаний зона Брока (речевой центр мозга, связанный с нашей способностью вербально выражать мысли и чувства), по сути, «отключается».
Но я больше не хочу молчать.
Нам всем хочется жить в безопасном, контролируемом и предсказуемом мире, а жертвы ужасных событий напоминают нам о том, что это не всегда так. Чтобы понять психологическую травму, нам необходимо переступить через наше естественное нежелание сталкиваться с этой правдой и вырабатывать в себе смелость выслушивать слова жертв (2, 219).
Как психотерапевт, я слышу множество историй. Я слышу хор голосов храбрых людей, которые решаются говорить и спустя время начинают называть вещи своими именами и признавать свои чувства.
«Меня истязали в детстве».
«Изнасилование – это мой первый сексуальный опыт».
«Я никогда не слышал слов любви от своей родни».
«Мой отец ненавидел меня и прямо об этом говорил».
«Я лежала в детстве в больнице без родителей, и мне было очень страшно».
«Моя
«Меня били ремнем за каждую четверку».
«Мать наказывала меня тем, что тушила об меня сигареты».
«Мой дед насиловал меня».
«Меня очень рано отдали в детский сад, и я осознаю, что это было неподъемно для меня как для ребенка, – я так скучал по маме».
«Я регулярно слышал о том, что мое появление на свет – это ошибка».
«Мои родители наказывали меня молчанием».
«Меня сравнивали с каждым ребенком рядом со мной и говорили, что я хуже всех».
«Меня таскали за волосы и били головой о раковину за непослушание».
«Мать проявляла большую фантазию в наказаниях».
«Мой отчим меня домогался, а мать обвинила в этом меня и выгнала из дома».
«Мой папа употреблял наркотики, а мне нужно было прислуживать ему и его компании».
«Моим родителям не нравилось то, какая я, как я чувствую, чего я хочу, и я стала притворяться кем-то другим; теперь я чувствую, будто все время жила не своей жизнью».
«Дома было настолько невыносимо, что я сбежала и стала частью КСЭД [11] – и мне это даже нравилось, потому что меня впервые замечали. Я до сих пор думаю, что это было лучше, чем моя жизнь дома».
«Чтобы выжить, мне нужно было угождать».
«Мои одноклассники издевались надо мной после школы, и мне казалось, что это было заслужено. Я привык считать себя “чмом”».
«Мне нельзя было злиться, мне нельзя было плакать, мне нельзя было смеяться – мне можно было быть только удобным ребенком, который не отсвечивает».
«Мой старший брат называл меня “маленькая бл*дь” и распускал руки, а родители считали, что мы сами должны решать свои конфликты; он весил на 20 килограммов больше меня и всегда выходил победителем».
«Меня замечали только тогда, когда я побеждала на соревнованиях».
«Меня не пускали домой, если я делал что-то, на их взгляд, “неправильно”, просто не открывали мне дверь».
«Мои предки бухали, а я ухаживала за ними все свое детство».
«В течение нескольких лет я подвергался сексуальному и сексуализированному насилию, и никто об этом не знал».
«Я с самого детства знал, что я нежеланный ребенок».