В плену желаний
Шрифт:
— Ты даже не представляешь насколько.
Зимина лукаво улыбнулась и, поднявшись на носочки, чмокнула его в губы. Но желаемого отклика не получила. Алексей по-прежнему оставался серьезным, и все это уже не было похоже на шутку.
— Стас — это твой любовник? — полюбопытствовал будто между прочим. Ему даже думать не хотелось о том, что у ЕГО Лены есть другой мужчина. Леша ни на секунду не забывал об их договоренностях, но сердце диктовало свои условия, и уже в который раз здравый рассудок проигрывал глупым чувствам.
— Ревнуешь?
Она и не пыталась скрыть, что ей приятна его реакция. В первую
— Конечно нет, просто спросил, — Хабаров не намерен был так быстро сдаваться. Ревность, по его мнению, — удел слабых и закомплексованных людей, и таковым он себя не считал, а значит, не ревновал.
— Ну я же имею право на личную жизнь, — фраза прозвучала скорее утвердительно, нежели вопросительно.
— Имеешь, — как-то грустно согласился Алексей и, слабо улыбнувшись, отстранился. Он вынужден был признать свое поражение, но только для того чтобы нанести неожиданный удар. Молча развернулся и направился в спальню.
— Хабаров, расслабься, это просто коллега, — Зимина отправилась следом. Она и предположить не могла, что его это так заденет, и теперь чувствовала себя виноватой. — Леш, ну правда, он по работе звонил.
После сказанных слов Алексей облегченно выдохнул, но внешне оставался совершенно невозмутимым. Порывшись в кармане пиджака, достал бархатную коробочку и повернулся лицом к Елене.
Она заметно напрягаясь и заняла выжидательную позицию. Невольно вспомнила, как больше полугода назад Страхов делал ей предложение. Ни одной приятной ассоциации. Сейчас она искренне надеялась на то, что Хабаров не позовет ее замуж, не посмеет разрушить то маленькое зыбкое счастье, которое они построили за столь короткий срок. В глубине души Лена хотела серьезных отношений с этим человеком, да и негласно уже считала своим, но чувство вины не позволяло расслабиться. Каждую секунду боялась, что ее тайна раскроется, и чем позднее это произойдет, тем серьезнее будут последствия.
— Лен, я долго думал и пришел к выводу, что меня больше не устраивают наши отношения… Точнее, их формат. Пусть это прозвучит банально, но за этот месяц ты стала для меня очень важна. Ты нужна мне, и я не хочу делить тебя ни с кем, даже гипотетически. В общем, я решил, что готов попробовать построить с тобой отношения. — Хабаров открыл коробочку и протянул ее Елене. — Я думал подарить его в Париже, прости, что обстановка не самая романтичная, — он виновато улыбнулся. Переживал, что не сможет произнести все это и запнется где-нибудь на середине, но слова ему дались удивительно легко. Видимо, потому что шли от сердца.
Зимина нервно улыбнулась и непроизвольно облизнула пересохшие губы. Паника завладела сознанием, и мысли испарялись из головы, будто выкипевшие капли воды.
— Леш, я даже не знаю, что тебе ответить…
— Ничего не отвечай, Лен, если ты не готова, я пойму. Просто прими мой подарок, это тебя ни к чему не обязывает.
— Спасибо, — она надела кольцо на безымянный палец левой руки и вытянула ее вперед, любуясь маленьким сверкающим камушком.
В воздухе повисла неловкая тишина.
— Леш…
— М?
— А знаешь, я тоже.
— Что тоже?
— Тоже готова попробовать.
— Ленка… — Хабаров прижал ее к себе и хрипло прошептал в самое ухо: — Ты даже не представляешь себе, как я счастлив…
Мягкий,
Московская область. БО «Васильки»
Романова лежала в постели, отвернувшись к стене, и смотрела в одну точку. После ухода Тимура уснуть так и не получилось, а вставать, да и вообще шевелиться не было никакого желания. Пустота затягивала в свое болото, лишь навязчивые мысли, беспрепятственно возникавшие в усталом мозгу, мешали провалиться в темноту. Она хотела только одного — взять и перестать существовать, чтобы никого не видеть и не слышать, не думать и не зацикливаться на своих переживаниях.
В дверь негромко постучали. Ира плотнее укуталась в одеяло, не намереваясь выбираться из своего убежища.
— Инга… Можно к тебе? — раздался робкий голос Мирославы.
— Проходи, конечно, — ответила Томилина, приглашая девушку присесть. — Что-то случилось?
— Да, то есть нет… Я просто поговорить.
— Не стой ты там, садись вот рядом и рассказывай.
— Я хотела к Тимуру зайти, а Карина не пустила.
Противный холодок пробежал по спине. Романова повернула голову и, встретив сочувствующий взгляд Инги, заняла прежнее положение. «Опять он с Кариной, а про меня, наверное, уже забыл…» — Ира горько усмехнулась собственным мыслям. Как стремительно все менялось: совсем недавно она безропотно отдала Тимура другой, не желая вступать в борьбу, а сейчас пошла бы на многое, чтобы вернуть его. Вдруг поймала себя на мысли, что больше не ревнует, что готова быть второй, третьей, пятой — любой, только бы с ним.
Мирослава рассказывала про свое горе, про Золотова и первую ночь, но Ирина, погрузившись в раздумья, почти ничего не слышала. Биение сердца гулом отдавалась в ушах, она улавливала лишь обрывки фраз, но этого хватило, чтобы понять: что Громов с Мирой не спал. Еще одно несправедливое обвинение в его сторону… Как же она была слепа и глупа. Почему не захотела просто поговорить с ним, выяснить все спокойно? Зачем довела ситуацию до абсурда? Мучительно стыдно и гадко.
— Милая моя, — мягко произнесла Инга, когда Мирослава закончила делиться подробностями. — Он не сделал с тобой ничего ужасного, миллионы людей в мире занимаются этим ежедневно. Это называется секс. Просто он, видимо, не знал, что ты совсем неопытна. Ты ему сказала?
— Нет.
Романова задумалась над словами Инги. Интересно, почему она не входила в состав этих миллионов? Ее сексуальная жизнь была скучной и однообразной. Кирилл, по натуре своей законченный эгоист, получив удовольствие, поворачивался на бок и засыпал, совершенно не задумываясь о потребностях жены. С оральным сексом дела обстояли еще хуже. Ира его не любила — не понимала прелести облизывать чужие половые органы, но мужу это нравилось, поэтому временами она уступала настойчивым просьбам и мужественно терпела у себя во рту его член. Кир же никогда не отвечал ей взаимностью, считая подобного рода ласки неприемлемыми для мужчины, а Ира никогда и не просила, смущаясь при одной только мысли об этом.