В погоне за мечтой

Мартин Марси

Едва Кантрелл выпустил ее, Ники пулей выбежала из дома. Джек замер в дверях, глядя, как она несется по дорожке. Потом она с треском рванула дверь и влетела в дом.

— Шаровая молния, — пробормотал он, усмехаясь.

Внезапно на Джека навалилась усталость. Здесь, на Гавайях, пробило только половину одиннадцатого, а у него дома, в Чикаго, стояла уже глухая ночь. Его организм еще не привык к смене часовых поясов. Поэтому, потушив свет, Кантрелл снял джинсы и, вытянувшись на кровати, закрыл глаза.

Вскоре перед его

внутренним взором встало разгневанное лицо Ники, и он снова стал раздумывать о человеке, который преследовал ее. Джеку не было нужды идти в кухню за своими заметками — он и так отлично представлял каждую страничку. Досье включало записи разговоров со всеми, с кем ему удалось потолковать, даты появления клоуна и описание его внешности, а также фотокопии некоторых дел, которые ему удалось выпросить в полицейском управлении Хило.

Имелась у него и биография самой Ники: родители скончались, братьев и сестер нет, если не считать того, что у Ники была сестра-близняшка, умершая при родах. Единственным родственником девушки был Остин Палмер, и Кантрелл, не испытывая к нему симпатии, тем не менее признавал, что Палмер пойдет на все, чтобы защитить племянницу.

Несмотря на то что при расследовании Джек всегда первым делом выяснял, кто мог желать зла попавшему в беду человеку (обычно это был любовник или кто-то из завистливых родственников), на сей раз обстоятельства указывали на то, что Ники преследует какой-то психопат, по непонятным причинам выбравший ее в жертву.

Возможно, конечно, он отстанет от девушки, осознав, что теперь ее не так просто поймать. Не исключено, что он ограничится лишь угрожающими записками. Но, по правде говоря, Кантрелл в это не верил. Как и его клиент, приехавший в Чикаго за тысячи миль, чтобы нанять его, и попросивший Джека «камня на камне не оставить» при расследовании.

Открыв глаза, Джек всмотрелся в темноту. Наверняка было множество ниточек, которые он пока не может связать вместе, но интуиция подсказывала ему, что клоун непременно нанесет новый удар. И когда он это сделает, Джек должен быть наготове.

Суббота, 9 июля

На двадцать девятый день рождения Кэтрин Анн-Мари пригласила ее в субботу на завтрак в «Миллс-хаус», известный своим шампанским «Мимоза» и богатым ассортиментом кондитерских изделий. Потом они заехали к Кэтрин, где девушка сварила кофе и распечатала коробку с подарком Анн-Мари — первым изданием любимых детских сказок Кэтрин в кожаном переплете.

Кэтрин посмотрела на свою приятельницу. Анн-Мари напоминала ей ожившую греческую статую — тоненькую и грациозную, с забранными в пучок темными волосами, высокими скулами и приподнятыми бровями. В этот момент ее сходство со статуей было особенно заметно.

— Мне очень понравилась книга, — пробормотала Кэтрин. — Спасибо тебе большое.

— Не за

что, моя дорогая.

— У меня никогда в жизни не было такого замечательного дня рождения.

— Это только начало, — заметила Анн-Мари. — Куда, ты говорила, Элиот повезет тебя вечером?

Кэтрин улыбнулась.

— В «Пуганз порч». Мне всегда там очень нравилось, — сказала она.

— Так радуйся, пока можешь, детка, — усмехнувшись, посоветовала Анн-Мари. — Тебе уже двадцать девять. По женской традиции, это должен быть последний день рождения, который ты празднуешь.

Прошло полчаса; женщины по-прежнему неторопливо пили кофе. Вдруг раздался звонок в дверь — это принесли посылку от «Карлотты», одного из самых дорогих салонов города.

— От «Карлотты», да? — улыбнулась Анн-Мари, глядя на Кэтрин, державшую в руках коробку. — Кто-то заплатил за это кругленькую сумму, и мы даже знаем кто.

Кэтрин развернула приложенную к коробке записку. «Для сегодняшнего вечера», — было написано там. Девушка протянула записку Анн-Мари.

— Это чудесно, моя дорогая. Открывай же скорее посылку, посмотрим, что там внутри, а то я просто умираю от любопытства.

Волнуясь, Кэтрин сняла крышку и развернула обертку.

— Какая красота! — донесся до нее голос Анн-Мари. — Какое элегантное и красивое!

— Оно серое, — ошеломленно прошептала Кэтрин.

— Нет, не серое, — возразила Анн-Мари. Быстрым движением вынув платье из коробки, она встряхнула его. — Оно серебристое, — добавила она. — Только посмотри, как играет на свету.

Платье было узким и длинным; ткань действительно сверкала, как серебряная. Но Кэтрин платье все равно казалось серым, а уезжая из Уинслоу-хауса, она поклялась, что никогда в жизни больше не наденет ненавистной ей унылой серой одежды.

— Примерь его скорее, — торопила ее Анн-Мари.

Кэтрин покорно отправилась в спальню, втайне надеясь, что обнаружит в платье какой-нибудь изъян. Но — нет, Элиот не тратил денег зря. Платье обтягивало ее как вторая кожа.

— Ты просто очаровательна, — заявила Анн-Мари.

— Тебе не кажется, что это чересчур роскошно для «Пуганз порч»? Я хотела надеть красное платье, в котором была на благотворительном вечере.

— Красное тоже очень красивое, но ты, конечно же, должна надеть платье Элиота. Это его подарок, к тому же оно идеально сидит на тебе.

— Верно, — кивнула Кэтрин. — Элиот вообще стремится к идеалу.

— Что ты говоришь? — переспросила Анн-Мари.

Повернувшись к ней, Кэтрин заставила себя улыбнуться.

— Ничего. А пока я сниму его.

Когда Анн-Мари ушла, Кэтрин попыталась развеять мрачное настроение, охватившее ее в день рождения. Но каждый раз, когда она входила в спальню и видела там платье, висевшее наготове в шкафу, ее настроение становилось все хуже и хуже. Вечером Кэтрин не больше, чем днем, хотелось надеть платье.