В погоне за миражами
Шрифт:
— Но у тебя ведь там есть защита! — сказала она, пытаясь понять нюансы, услышанные в голосе Куина. Неужели это бессилие? Немыслимо. Покорность? Подобная реакция совершенно нехарактерна для человека, которого она успела полюбить.
— Неприступных крепостей не бывает. Каприс не хотела поверить, что Куин почему-то хочет, чтобы Густав его нашел. Воспоминание об этом страшном человеке, державшем ее жизнь в своих руках и оставившем на теле Куина такие страшные шрамы, заставило ее похолодеть.
— Тогда умри снова, — прошептала она. Куин глубоко вздохнул, позволив выйти наружу
— Даже у кошки всего девять жизней. Я остаюсь жив. Но иногда мне этого уже не хочется. Вот почему я не возьму тебя с собой. Этой ночью я готов был продать ради тебя мою душу, мою честь и мое тело. Я мог бы остаться жив, чтобы быть с тобой. А ты смогла бы? Когда-нибудь, может, в наш самый счастливый день ты могла бы вдруг вспомнить, что я мог бы сделать этой ночью, если бы у меня не осталось другого выхода. А может, еще сделаю в другие ночи, чтобы ты была в безопасности. И что ты при этом почувствуешь? Вину. Тебе будет ненавистна та цена, которую пришлось заплатить за то, чтобы разделить моих демонов, опасаясь всякой тени, ожидая, что какой-то неизвестный враг из моего прошлого воспользуется тобой, чтобы купить еще кусочек: меня. Сколько еще раз я должен буду увидеть тебя связанной, взятой в заложницы? Это может стать нашим будущим. И во многом это реальнее нашей любви. Ты могла бы смириться с этим и остаться прежней? Если меня можно сломать, это будет сделано через тебя — через ту цену, которую тебе придется платить, чтобы оставаться со мной. Если бы я не любил тебя по-настоящему, разве я мог бы потребовать от тебя такого? А ты могла бы потребовать этого от меня?
Каприс матча смотрела на него, представляя себе нарисованное им будущее. — будущее, которое сожгло бы их заживо. До этой минуты она видела только любовь, огонь, зажженный в темноте, которая принадлежала им двоим, которую они сделали своей собственной. Куин оказался сильнее, чем она. Он увидел реальность, стоявшую за чувствами. Он понял, что ее не изменить просто тем, что они любят друг друга. И вместе с правдой в их мир просочился холод, леденящий душу, мертвящий сердце. Эта темнота стала чужим миром, в котором навечно останутся ее следы.
— Дело не в том, что я слишком мало тебя люблю. Дело в том, что я люблю тебя слишком сильно. — Он привлек ее и уложил себе на колени. Он взял ее на руки, вбирая в себя ее запах, стараясь запомнить его как можно лучше: для него не будет никакой другой женщины. Его руки скользили по ее телу, запоминая его очертания: это воспоминание будет оживать в нем с каждым вздохом. — Я предпочитаю, чтобы ты жила, узнала страсть с другим мужчиной, дала другому те обещания, которые давала мне, но не хочу разрывать тебе душу этими минутами тьмы.
Каприс прижала ладонь к его сердцу, ощущая сильное, уверенное биение в такт своему собственному. Не было слов, стерших бы правду, вернувших ей надежду и веру в будущее. Она положила голову ему на грудь и закрыла глаза.
— Тогда обними меня. Ненадолго. Пусть темнота в последний раз станет нашей.
Куин обхватил Каприс руками, впитывая ее покорность. Его взгляд был таким же безнадежным, как ее голос. Секунды обрели крылья.
— Не надо. Помни нашу темноту. Поцелуй меня в ней и позволь уйти из нее. Там всегда была надежда, всегда было завтра, которое можно было найти и разделить.
От слов поэта, что мог любить столь красиво, на глаза Каприс навернулись жгучие слезы. Он наполнил темноту бесконечным наслаждением. Там была истинная надежда — в мире, где надежды больше не оставалось.
— Поцелуй меня еще раз, а потом иди, любимый.
Куин склонился и приник к ее тубам, но без страсти. Вместо страсти он дал ей свою душу. Там, куда он направляется, душа не нужна.
Когда Куин поднял голову, Каприс заставила себя не двигаться. У нее на губах остался вкус его поцелуя, запах его тела окружил ее теплой аурой, которая скоро исчезнет. Даже его тепло ушло от нее, когда он осторожно пересадил ее на сиденье. На секунду его пальцы задержались на сплетении нервных окончаний, которое не найдет уже никакой другой мужчина. Наслаждение еще было с ней, когда дверь машины открылась, и прошлое цвета ночи украло его у нее. Прошлое, которое всегда будет его преследовать.
Глава 14
Каприс смотрела в ночь, не поворачиваясь к Киллиану, который наблюдал за ней с кресла напротив. Она знала, что ее спутник встревожен. Если бы дела обстояли иначе, она, наверное, постаралась бы его успокоить. Но сейчас ей покоя не было — для них обоих. Будущее превратилось в выцветший гобелен разбитых надежд. Она жива. Куин жив. Большего она просить не может. Он был прав: лучше это, чем то, что никогда не смогло бы осуществиться. Положив ладони на живот, она осторожно сглотнула. Как только самолет поднялся в воздух, ее организм начал бурно реагировать на похищение и уход Куина. Если бы она за последние часы что-нибудь съела, то сейчас беспокоилась бы, как бы ее не вырвало.
— Ты уверена, что не хочешь чего-нибудь выпить? — тихо спросил Киллиан.
Каприс повернулась к нему. Она отметила про себя его тревогу, но никак не могла на этом сосредоточиться. В ее мыслях, ее эмоциях, ее жизни не осталось места ни для кого, кроме Куина.
— Нет, все в порядке.
— По тебе не скажешь, — заметил он. Она пожала плечами, снова поворачиваясь в ночь.
— А как бы выглядел ты, если бы видел Силк в последний раз?
Киллиан резко втянул в себя воздух. Этой коротенькой фразы было достаточно. Он больше ничего не мог сказать.
Все оставшееся время полета домой Каприс боролась с постоянно усиливающейся тошнотой. К моменту приземления она уже едва могла глотнуть: ей казалось, что еще минута — и она не выдержит.
— Ты едешь к нам домой. Судя по твоему виду, поездки до дома родителей ты не выдержишь, — проворчал Киллиан, беря ее за руку, чтобы вывести из самолета.
— Нет!
Каприс судорожно сглотнула. Больше всего ей сейчас хотелось оказаться в тишине и уединении. У
— Да. Видит Бог — если понадобится, я взвалю тебя себе на спину!