В погоне за мощью. Технология, вооруженная сила и общество в XI-XX веках
Шрифт:
Приведенные ниже рисунки европейских кораблей показывают изменения в конструкции в XVII–XIX вв.
На рисунке вверху изображен корабль голландской постройки 1626 г., внизу — французский линейный корабль постройки 1847 г. За этот промежуток численность пушек более чем удвоилась, однако основополагающая идея расположения тяжелых пушек вдоль бортов прочного судна осталась неизменной.
E. Van Konijnenburg, Shipbuildings from Its Beginnings (Brussels: Premanent International Association of Congreses of Navigation, n. d.). figs 146, 173.
Британский вариант
Перед тем как перейти к рассмотрению последствий поражения Наполеона в России, было бы уместным переместиться на другую сторону пролива и вкратце ознакомиться с методом организации британским правительством действий против революционных французских войск. Несмотря на то, что происходившие в британском обществе перемены в долгосрочном
Все историки которые пытаются объяснить причину становления Великобритании центром промышленной революции, находят рост численности населения важным и, возможно, даже основным фактором изменения экономического равновесия в стране [271] . Избыток рабочей силы, с одной стороны, и расширяющийся внутренний рынок— с другой, дали возможность состояться экономике, основанной на нововведенных механических устройствах — будь то приводимый в движение мускульной энергией мула станок для прядения хлопковой нити или же домна для плавки железа. Дешевый водный транспорт был жизненно необходим для всего процесса развития — как ввоза сырья (например, хлопка) из-за рубежа, так и доставки товаров между Британскими островами и за их пределами. Бриджуотерский канал, открытый в 1761 г., обеспечил доставку угля к хлопкопрядильным фабрикам Манчестера— и экономический расцвет этого города. Впечатляющий финансовый успех канала вызвал в 1790-х по всей Великобритании подлинную манию по прокладке новых водных путей сообщения. Если к этому прибавить работы по улучшению судоходного русла рек, то становится понятным, как благодаря разветвленной сети водных артерий англичанам удалось снизить затраты на перевозку тяжелых и громоздких товаров, ограничив наземные перевозки несколькими милями. [272]
271
Это центральный тезис Phyllis Deane and W. A. Cole, British Economic Growth 1688–1959 (Cambridge 1962), вновь подтвержденный десятью годами позже у W. A. Cole, «Eighteen Century Economic Growth Revisited», Explorations in Economic History 10 (1973): 327 — 48. См также H. J. Habakkuk, Population Growth and Economic Development since 1750 (New York, 1971), p. 48 and passim; D. E. C. Eversley, «The Home Market and Economic Growth in England, 1750–1780», in E. L. Jones and G. E. Mingay, eds., Land, Labour and Population in the Industrial Revolution (London, 1967), pp. 206 — 59.
272
Стоит отметить аналогию в сопряженности прокладки каналов и подъема коксовой и металлургической промышленности Великобритании с китайским вариантом развития более раннего времени, описанным во второй главе.
В то же время следует отметить, что, как и в соседней Франции, ничто не могло гарантировать удовлетворительного характера как взаимоотношений в рамках британского общества, так и снабжения продовольствием, или достаточного количества рабочих мест. Вдобавок углубляющаяся бедность окраинных аграрных районов (особенно Ирландии и горной части Шотландии) не благоприятствовала торгово-промышленному росту. Несмотря на казавшийся невероятным рост коммерции и индустрии Лондона, большинство населения столицы составляли бедняки, часть которых даже в периоды общего экономического процветания не переставала жить за счет попрошайничества и воровства. Потенциал разрушительного насилия лондонских толп не уступал возможностям парижских масс; не было также недостатка в подобных Джону Уилксу (1725–1797 гг.) вожаках, готовых предложить недовольному населению политические цели, а главное-дело, за которое стоило постоять (как то произошло в 1789–1794 гг. в Париже).
Тем не менее власть аристократическо-олигархической верхушки Англии не подвергалась угрозе даже в начальный период Французской революции, когда сияние идеалов свободы достигло как британских берегов, так и континентальных соседей Франции [273] . Одной из причин были уже начавшиеся военные действия против Франции, что делало выступление против правящего режима крайне сложным. Однако британские власти нашли эффективные способы урегулирования проблемы быстрого роста численности населения, не позволяя, таким образом, народному недовольству достичь взрывоопасного уровня, стоившего трона и жизни Людовику XVI.
273
Robert R. Palmer, The Age of the Democratic Revolution: A Political History of Europe and America, 1760–1800, 2 vols. (Princeton, 1959, 1964).
Как и во Франции, набор на службу в армию и флот играл значительную роль. В наивысшей точке процесса мобилизации в 1814 г. около полумиллиона мужчин — т. е. около 4 % всего трудоспособного населения Великобритании находились на военной службе [274] . В сухопутных войсках непропорционально большой был процент рекрутов из горной части Шотландии, а группы вербовщиков в портовых городах отправляли на корабли любого попавшегося им здорового мужчину, не имевшего постоянного жилища и рабочего места. Подобным образом британским властям (как и французским после 1794–1795 гг.) удалось перекрыть два основных источника наиболее активной людской массы для политических волнений XVIII в. — молодых безработных мужчин.
274
Эти данные почерпнуты у Glenn Hueckel, «War and the British Economy, 1793–1815: A General Equilibrum Analysis», Explorations in Economic History 10 (1972): 371. Patrick Colqhoun, A Treatise on the Wealth, Power and Resources of the British Empire (London 1814), p. 47, доводит эту цифру до 511 679 человек.
В Ирландии (еще одной незаживающей язве британских общества и политики) углубление бедности в сельских районах и рост численности населения привели к двоякой реакции. В Ольстере неурожаи 1717–1718 гг. сделали традиционной эмиграцию протестантов — шотландцев и ирландцев — в Америку, прерывавшуюся лишь войной за независимость Соединенных Штатов (1775–1783 гг.) и Американской войной 1812–1814 гг [275] .
Этот отток (в среднем 2–3 тыс. в год) был достаточно значительным, чтобы повлиять на обстановку в Ольстере, и стал вполне эффективным предохранительным клапаном, позволившим снизить уровень социальной напряженности в этой части Британских островов. В южной части Ирландии был найден иной механизм миграции, давший возможность временно снизить негативное воздействие фактора перенаселенности на ирландцев-католиков. Когда в 1793 г. землевладельцы Лейнстера и Манстера осознали, что рост цен на зерновые делает прибыльным вспашку прежних пастбищ под пшеницу или овес, они легко нашли рабочую силу, предоставив ирландским беднякам акр земли под картофель, что позволяло прокормить семью. В итоге построенный при Кромвеле Коннот, в котором жили бедняки-католики, за годы войны постепенно опустел, и почти десятилетие население южных районов Ирландии было практически полностью трудоустроено.
275
Официальный
Таким образом, наиболее затронутые проблемой сельского перенаселения области Британских островов нашли экономически выгодный выход из положения. Шотландские горцы записывались в армию, выходцы из Ольстера мигрировали за океан, а население южной части Ирландии переходило от скотоводства к земледелию. В самой Англии с ее развитым коммерческим сельским хозяйствованием и эффективным фермерством самым значительным ответом на рост численности населения стало совершенствование законов о вспомоществовании неимущим. После 1795 г. все большее число церковных приходов стало увязывать размер предоставляемой неимущим помощи с показателями количественного состава семьи, ее доходами, и, главное— с существующими ценами на хлеб. Несмотря на некоторые отличия в разных районах, эта так называемая «спинхамлендская» система [276] обеспечила всех необходимым прожиточным минимумом. Теперь даже в самые неурожайные годы, когда цены на хлеб взлетали вверх, бедняки были избавлены от угрозы голодной смерти. До принятия этих законов, во времена голода и неурожая, им не оставалось ничего иного, кроме как бежать в города в тщетной надежде найти работу или получить благотворительную помощь, недоступную в сельских районах. Толпы именно таких отчаявшихся людей наводнили Париж после неурожаев 1788–1789 г.; однако после 1795 г. подобное едва ли могло повториться в Англии. Новые модели оказания помощи неимущим позволили деревенским беднякам переживать голодные времена, оставаясь дома. Таким образом, «спинхамлендская» система внесла значительный вклад в стабилизацию английского общества.
276
Обязана именем названию местечка, где в 1795 г. собрались сторонники общественного мира из графства Беркшир для того, чтобы расписать схему выплаты помощи неимущим. В последующие годы схема стала широко распространенным образцом для подобных мероприятий. См. Michael E. Rose, The English Poor Laws, 1780–1930 (New York, 1971), pp. 18–20.
После этого внутренняя миграция в Англии стала определяться экономическими возможностями и разницей в оплате труда; в свою очередь, подобная миграция способствовала восприятию британским обществом характерного и крайне важного метода разрешения проблемы роста численности населения в XVIII в. — расширения возможностей для экономически выгодного труда в торговле и промышленности. Новые технологии позволили снизить цены; снижение цен позволило расширить рынок; расширение рынков повысило объем производства. Это, в свою очередь, требовало все большего количества рабочих рук на фабриках, транспорте и в сфере самых разнообразных услуг — и все для того, чтобы экономика работала с точностью налаженного механизма. Никто не планировал подобный рост, и в годы войны несколько кризисов пошатнули всю систему. Однако в каждом подобном случае неустанные усилия правительства и предпринимателей Британии позволяли успешно разрешить кризис. В частности, характерные британцам флегматичность и изобретательность трижды позволили избежать катастрофы: общество приняло введение необеспеченных государственными запасами бумажных денег в 1797 г. и учреждение налога на прибыль в 1799 г., а экспортеры нашли новые рынки сбыта в Латинской Америке и Леванте после резкого падения уровня продаж британских товаров в Европе в последовавший за 1806 г. период.
Большинство изучающих индустриальную революцию историков уделяют войне слишком мало внимания. Не замечающие этого обычно утверждают, что война либо являлась препятствием (а не стимулирующим фактором промышленного развития Великобритании), либо не оказала сколько-нибудь заметного влияния [277] . Это весьма спорный вывод. Резкий рост государственных расходов, почти полностью направленных на военные нужды, без сомнения, оказал воздействие на всю систему спроса и предложения британской экономики [278] . Предположение, что без войны темпы индустриализации Британии были бы теми же или даже большими, имело бы право на существование лишь при одном условии — наличии стимулов, способных задействовать весь объем людских ресурсов страны и наделить иначе остающуюся без работы часть населения платежеспособностью, подобно тому как это продемонстрировали армия и флот. Государственные расходы за рубежом также расчистили дорогу британскому экспорту. Субсидии союзным странам общей суммой в 65,8 млн фунтов [279] позволили государствам континента приобретать британские товары для оснащения своих армий. Благодаря притоку британских субсидий русские, австрийцы и пруссаки смогли приобретать колониальные товары и другие предметы, большинство которых либо было произведено на Альбионе, либо прошло через него. Невозможно поверить, что без этих государственных субсидий европейским союзникам, а также без найма на военную службу (а значит, и наделения платежеспособностью) полумиллиона иначе безработных людей британское промышленное производство сумело бы приблизиться к достигнутым показателям роста [280] .
277
Возможно, John U. Nef, War and Human Progress (Cambridge, Mass., 1950) и выражает несколько крайнюю точку зрения, однако W. W. Rostow, «War and Economic Change: The British Experience», The Process of Economic Growth, 2d ed. (Oxford, 1960), pp. 144 — 67, приходит к аналогичному заключению. Phyllis Deane, «War and Industrialization», in J. M. Winter, ed., War and Economic Development (Cambridge, 1975), p. 101, делает вывод, что война 1793–1815 гг. «не оказала ничего, кроме поверхностного воздействия на темп и содержание британской индустриальной революции».
278
Согласно Alan T. Peacock and Jack Wiseman, The Growth of Public Expenditure in the United Kingdom (Princeton, 1961), p. 37. государственные расходы в 1814 г. составили не менее 29 % ВНП.
279
John T. Sherwig, Guineas and Gunpowder: British Foreign Aid 1793–1815 (Cambridge, Mass., 1969), p. 345
280
Это не ускользнуло от современников. Joseph Lowe, The Present State of England in Regard to Agriculture, Trade and Finance (London, 1833), pp. 29 ff, приписывает процветание военного времени полной занятости населения благодаря государственным налогам и займам, чье благотворное воздействие «ощущалось по всей стране, поскольку… наши общие расходы… за малым исключением обращались внутри страны» (с. 33).