В погоне за призраком, или Испанское наследство
Шрифт:
Уильям жадно впился в аккуратные строки.
«Мисс Элейна Абрабанель – мистеру Уильяму Харту
Бриджтаун, 5 ноября 1682 года от Р.Х.
Мой дорогой Уильям!
Если вы все-таки получите это письмо, то знайте, что я единственная, кто не поверил лживым слухам и клевете, которую распространяют о вас ваши недоброжелатели, и я по-прежнему уверена в вашем благородстве и душевной чистоте. Я каждый день молюсь за вас и прошу Господа избавить вас от незаслуженных страданий. Никто не знает, что с вами случилось и где вы сейчас, но я верю, что судьба будет милостива к нам обоим и не даст вам утонуть в морской пучине или погибнуть от рук
Господи, я только что перечитала эти строки и поняла, что пишу полную чепуху. Простите, Уильям, мне столько нужно было вам сказать, что я даже не знаю, с чего начать.
Если вы получили это письмо, знайте – мой отец ждет приезда своего друга Ван Дер Фельда, чтобы выдать меня за него замуж. Один наш корабль, следуя из Виллемстада в Антверпен, остановился здесь, чтобы загрузиться ромом и сахаром (который у англичан дешевле), и капитан передал моему отцу весточку от Ван Дер Фельда, который, к нашему несчастию (Господи, прости!), все же выбрался из венесуэльских дебрей. Как только его небольшая флотилия прибудет на Барбадос, должна состояться наша помолвка. Я осмелилась уведомить батюшку, что не желаю выходить замуж за нелюбимого и совершенно чужого мне человека, но отец сначала необычайно разгневался на меня, а затем назвал мои речи чепухой и заказал мне новое платье к предстоящей церемонии.
Недавно на остров прибыла вдова нашего соотечественника, очень красивая женщина лет двадцати восьми, госпожа Аделаида Ванбъерскен. Кажется, она намерена обосноваться здесь и поэтому очень интересуется здешними нравами и обычаями. По секрету она рассказала мне, что она и ее покойный муж много вытерпели за свою веру от французских католиков и даже сюда ее привез, как какую-то преступницу, военный корабль. Мисс Аделаида полагает, что французам жаль расставаться с ее деньгами, и поэтому она мечтает прибегнуть к покровительству англичан. Она очень красивая, у нее удивительные зеленые глаза и белоснежная кожа, которую так чудно подчеркивают черные волосы. У нее самые лучшие манеры и платья на острове, несмотря на то что они, по выражению губернаторши, не вполне «в духе времени», а стало быть, не утопают в лентах и кружевах, не так усыпаны драгоценностями и не столь увесисты , как туалеты бриджтаунских леди. Глядя на миссис Аделаиду, я невольно проникаюсь завистью, оттого что я лишена такого изящества, что я не умею быть столь элегантной и остроумной, как она. Миссис Аделаида очень добра и старается улучшить мой французский выговор, развлекая меня новостями из Франции, которая ныне стала столицей всего того, что ваши, Уильям, соотечественники-англичане назвали бы «glamour» и «glance». Мы с ней очень сблизились и поверяем друг другу наши тайны. Как и я, она очень несчастлива, и мы находим утешение в беседах друг с другом.
Когда я рассказала госпоже Аделаиде о нашем путешествии, та была потрясена чудесным спасением сэра Фрэнсиса. Кстати, совершенно случайно мы узнали, что у него действительно есть свой дом на другом конце города, – однажды, сгорая от любопытства, я велела рабам проследить за ним, и, несмотря на все уловки и предосторожности сэра Фрэнсиса, мне это удалось! Кстати, хотелось бы знать, зачем этому англичанину такая таинственность, – дом у него самый обычный, хоть и расположен по другую сторону знаменитого бамбукового моста, построенного еще индейцами и давшего название этой местной Пальмире.
Милый Уильям! Я готова бесконечно повторять ваше имя, ведь, когда я шепчу его, мне кажется, что незримая нить соединяет мое сердце с вашим. Жаль только, что бумага, которой я в спешке доверяю себя, весьма ограниченна, что не позволяет мне делиться с вами всеми
Вечно ваша Элейна».
Конечно, сия эпистола, возможно, и не была начертана с соблюдением всех правил хорошего тона, но она оказала на молодого человека то самое действие, ради которого и писалась. Уильям впал в исступление и был готов немедленно бежать куда-то и любой ценой спасать свое счастье и любовь. Рассудительность, и без того мало ему свойственная, в этот момент окончательно покинула его. Мысль о том, что где-то за сотни миль отсюда решалась его судьба, а он бездействует, повергла его в отчаянье. Спрятав на груди драгоценное письмо, он, перепрыгивая через разложенные прямо на земле фрукты, опрокидывая стоящие на его путь корзины и расталкивая загораживающих ему дорогу людей, помчался обратно на пристань в полной уверенности, что «Голова Медузы» тут же поставит паруса и возьмет курс на Барбадос. Ему повезло: когда он, задыхаясь от быстрого бега, оказался на причале, одна из шлюпок с «Медузы», тяжело груженная бочками с соленым мясом черепах, как раз отваливала от берега, едва не черпая воду бортом. Пристроиться на нее не было уже никакой возможности, но один из матросов, видя, как торопится второй помощник капитана попасть на борт, выпрыгнул с банки прямо в воду, уступив ему свое место. Так Уильям отправился на корабль, а сей добрый самаритянин с великим удовольствием причалил к ближайшей таверне, где и вознаградил себя сполна за этот добрый поступок.
Едва только шлюпка ткнулась носом в борт, как Уильям, лихорадочно вскарабкавшись на палубу по веревочной лестнице, тут же бросился искать капитана. Он даже в точности не представлял себе, что он ему скажет и как объяснит ему необходимость плыть на явную смерть.
– Капитан у себя, – сообщил боцман, которого в этот момент больше интересовала погрузка бочонков с ромом, которые прибыли с предыдущей партией. – Только не надо бы вам его тревожить, сэр! – крикнул он вслед Харту. – Наш Дик сегодня совсем не весел!
Уильям, пропустив предупреждение мимо ушей, ринулся к кормовым надстройкам и, без стука распахнув дверь в каюту капитана, застыл на пороге. Веселый Дик, развалившись в кресле и взгромоздив ноги в грязных ботфортах прямо на заваленный картами стол, мрачно глазел в открытые люмы [61] , поигрывая захваченным на «Странствующем монахе» пистолетом.
Вид у Харта, наверное, был довольно забавный, потому что капитан, резко обернувшись и приготовившись обрушить на голову побеспокоившего его наглеца потоки брани, вдруг удержал готовые сорваться с языка ругательства и как-то странно ухмыльнулся.
61
Люм (мор. жаргон) – иллюминатор.
– Капитан! – с отчаянной решимостью воскликнул Уильям. – Я никогда ничего не просил у вас!
Мысли беспорядочно теснились в его голове, не желая уступать друг другу пальму первенства, посему Харт, так и не решив, с какой именно ему начать, замолчал.
– О чем это вы, сэг? – насмешливо поинтересовался Веселый Дик. – Хотите попгосить свою долю добычи и сойти на бегег? Так обгатитесь к квагтигмейстегу Джеку, он нынче газдавал команде их долю, чтобы гебята могли как следует повеселиться.
– Нет, я просто хотел предложить вам новое выгодное дело, – вдруг, к собственному удивлению, заявил Уильям. – Барбадос! Если мы нападем на него, то можем взять много ценностей... В конце концов, если в трюмах Медузы не было груза, значит, он на острове! И еще я узнал, что в Карлайлскую бухту должна прийти флотилия из Венесуэлы, там-то уж мы точно найдем чем поживиться. По-моему, это хорошее предложение...
– Во всяком случае, оно, бесспогно, огйгинально... – задумчиво протянул пират. – Свенон, король Норвежский, просит мира. Мы не дали ему зарыть убитых, пока он нам на острове Сент-Кольме не выдал десять тысяч серебром... – произнес головорез на чистейшем английском языке. – Так, кажется, говогил ваш багд по сходному поводу?