В поисках Библии: Тайны древних манускриптов
Шрифт:
Факты говорят сами за себя. В это время был возрожден старый сектантский календарь с его особым порядком праздничных дней; он был идентичен календарю неканонической "Книги юбилеев" (кстати, это один из текстов, наиболее обильно представленных в числе кум-ранских свитков) и "Дамасского документа". Другие четкие соответствия обнаруживаются в определенных брачных, разводных и очистительных ритуалах, а также в правилах диеты. Эти реформы, о чем с ликованием сообщают караимские авторы, оказали некоторое влияние даже на их противников-раввинистов в Иерусалиме, которые и сами частично их приняли. Возможно, наиболее ярко воздействие древних сектантских концепций демонстрируется упоминанием в караимском тексте IX в. Учителя Праведности — центральной фигуры в эсхатологии Мертвого моря и Дамаска, о которой, как мы теперь знаем, не вспоминали на протяжении многих веков. Свидетельства легко можно было бы умножить. Но они и без того достаточно убедительно говорят о непосредственном воздействии цадокитских
Человеком, который всецело посвятил себя этой проблеме и весьма энергично содействовал ее решению, был Пауль Э. Кале, англо-немецкий ученый, специалист по Ветхому Завету, долгое время также ревностно изучавший материалы генизы. Он писал: "Вопрос о том, как они (караимы) достали такие тексты, представляет настоящую проблему. Саддукеи были рассеяны в период разрушения Храма [40] , а караимское движение зародилось только в VIII в. Таким образом, передача учения саддукеев должна была осуществиться литературным путем. Но какая при этом могла быть использована литература? Все тексты, относящиеся к литературе саддукеев, были уничтожены раввинами… Недоставало связующего звена". По мнению Кале — а большинство ученых сейчас разделяют эту точку зрения, — не могло быть сомнений в том, что тексты попали в общину караимов Иерусалима из пещерного хранилища, описанного Тимофеем I. Дата открытия, около 800 г. н. э., прекрасно согласуется с данными хронологии о периоде подъема движения караимов.
40
Иерусалимский храм— национальная святыня Иудеи — был разрушен римлянами после подавления антиримского восстания в 70 г. н. э.
Кале и его коллеги усердно искали и наконец нашли новые подтверждения в работах нескольких караимских и других писателей того времени. Основным источником их является живший в X в. караим с благозвучным именем Киркисани (Якуб ал-Киркисани), выдающийся писатель, занимавшийся толкованием караимского Закона и написавший историю еврейских сект. В ней он упоминает о так называемых "магарийя" (арабское слово, означающее "люди пещер"), которых он помещает в истории после фарисеев и саддукеев, но перед христианами. Он объясняет, что они получили это имя потому, что их книги были найдены в пещере. (Название, очевидно, было дано им людьми, которые заново их открыли, и не представляет собой их настоящего имени.) Возможность соотнесения этих "людей пещер" с документами, найденными около 800 г. близ Иерихона, становится еще более вероятной благодаря перечислению Киркисани некоторых из их сочинений, среди которых важнейшими являются Книга Цадока и "много необычных комментариев к Священному Писанию". Дополнительная информация о той же секте и о пещерных находках дается караимскими авторами Мирваном и Нахавенди и даже извлекается из переписки еврейского государственного деятеля, жившего в мавританской Испании, с правителем хазар (уйгуро-тюркская народность Южной Руси, обращенная в иудаизм и основавшая могущественное государство).
Мусульманский писатель Шахрастани (1071–1153) также упоминает о "пещерной секте" и в унисон с Киркисани датирует ее начало "четырьмя веками прежде Ария", т. е. примерно I в. до н. э. — временем, если читатель помнит, почти совпадающим со временем, к которому Шехтер относил составление "Дамасского документа". И уже в XIII в. Моисей Таку, восточный раввин, вспоминал, "что еретик Анан (вождь караимов) и его друзья часто записывали ереси и ложь и прятали их в земле. Потом они извлекали их на свет и говорили: "Вот то, что мы нашли в древних книгах". Описание раввина явно представляет собой основанное на предубеждении переиначивание караимского предания, согласно которому некоторыми из своих основных положений они обязаны забытым книгам, "извлеченным из земли".
Отрывок из комментария на Книгу Ханаккука.
Из кумранских пещер
А известно ли нам, из какой пещеры была извлечена эта первая партия рукописей? Хотя все это и может выглядеть как детективный фильм, есть веские основания полагать, что пещера Тимофея есть не что иное, как кумранская пещера I, где бедуинский мальчик-пастух Мухаммад ад-Диб нашел первые одиннадцать [41] свитков Мертвого моря. Эти свитки, вероятно, были только малой долей первоначального захоронения, если судить по обломкам сорока с лишним разбитых кувшинов и по множеству фрагментов, представлявших, возможно, в сумме от ста пятидесяти до двухсот свитков. Разбросанные повсюду фрагменты, несомненно, были остатками извлеченных
41
Мухаммад ад-Диб нашел семь свитков.
Несколько обстоятельств подкрепляют этот довод. Во-первых, из письма Тимофея явствует, что то, первое, извлечение свитков было операцией большого масштаба.
Далее, состояние изломов разбитых кувшинов и рваных краев многочисленных кожаных фрагментов указывает на то, что "ограбление" имело место очень давно. И наконец, тематика рукописей — древнееврейские ветхозаветные тексты, комментарии, гимны и другие неканонические сочинения — вкупе с благоприобретенным сектантским характером некоторых рукописей IX в. предполагает тесную близость, если не общее происхождение кумран-ских свитков и текстов Тимофея. Даже то, что животное попало в пещеру через отверстие в ее своде, а не через вход на уровне земли, вполне соответствует физическому облику пещеры Кумран I.
Впрочем, приходят на ум и несколько доводов против. Как случилось, что не были найдены материальные следы людей, побывавших здесь в IX в.? Кое-кому сегодня кажется странным, что энергичные охотники за рукописями, жившие тысячу сто пятьдесят лет назад, оставили нетронутыми главные свитки, разве что те были спрятаны в каком-нибудь углу и их среди общего возбуждения просто не заметили. Эти моменты, возможно, ослабляют доводы в пользу того, что пещера, открытая в 800 г., есть на самом деле Кумран I, но они ни в коей мере не отвергают вероятность связи между манускриптами 800 г. и содержимым кумранских пещер в целом. Сейчас, когда там же открыто куда больше пещер с манускриптами и в каждой из них были найдены фрагменты подобных текстов, пещера IV или VI, так же как и почти любая другая, может быть идентифицирована как пещера Тимофея. И в этом районе есть, возможно, какое-то число еще не исследованных пещер, которые могут содержать рукописи и одна из которых может оказаться как раз той самой пещерой.
Можем ли мы сказать что-нибудь, хоть в самых общих чертах, о том, что за рукописи были взяты из пещеры во времена Тимофея? Снова мы обладаем лишь косвенными свидетельствами, если не считать весьма туманных указаний, содержащихся у самого Тимофея и у Киркисани. Мы знаем определенно, что, как и в случае с теперешними свитками Мертвого моря, там были и канонические и неканонические тексты. "Более двухсот "Псалмов Давида"", вероятно, близки к кумранским псалмам благодарения, точно так же как слова Киркисани о "необычных комментариях" напоминают о найденном в Кумране I "Комментарии Хаваккука" с его довольно произвольными толкованиями Священного Писания.
Нет сомнения, что среди текстов Тимофея должно было быть много цадокитских сектантских текстов. Киркисани не только ссылается на "Книгу Цадока" как один из пещерных текстов, но в своей собственной "Китаб аль-Анвар", или "Книге светочей", он излагает взгляды секты, воспринятые им, очевидно, из "Книги Цадока". Эти верования и обычаи фактически согласуются с "Дамасским документом".
Теперь мы наконец имеем правдоподобное объяснение таинственного присутствия "Дамасского документа" в каирской генизе. Как впервые предположил Кале, дамасские или цадокитские фрагменты должны представлять собой поздние списки оригиналов из иерихонских пещер. Открытие схизматических текстов около 800 г. н. э. объясняет, почему эта сектантская литература столь внезапно оказала такое влияние, будучи бесплодной и забытой многие столетия. Во времена Тимофея эти тексты обрели новую жизнь: их переписывали, распространяли, комментировали. А после этого они снова были осуждены и изъяты из обращения. Большинство их было вообще уничтожено, но фрагменты "Дамасского документа" уцелели в генизе Старого Каира и дожили до открытия их Шехтером.
Именно открытие свитков Мертвого моря настоятельнее, чем любые ссылки в текстах IX или X в., подвинуло ученых к осознанию связи между цадокитскими фрагментами из генизы и древнееврейской сектантской литературой; оно также устранило все сомнения в подлинности и первичной среде создания "Дамасского документа". Если кто-то еще и нуждался в добавочных вещественных доказательствах, то таковые были представлены многочисленными обрывками старых списков того же самого документа, которые все без исключения были обнаружены в кумранских пещерах III и IV. Тесная связь между цадокитскими фрагментами Шехтера и сектантскими текстами на свитках Мертвого моря была осознана с самого начала, еще до того, как возникла мысль об их общем "пещерном" происхождении. Теперь, собственно говоря, стало правилом включать "Дамасский документ" в большинство изданий или переводов текстов Мертвого моря. Почти во всех бесчисленных книгах, посвященных пещерной литературе Кумрана, "Дамасский документ" использован, чтобы пополнить то немногое, что мы можем заключить о происхождении и историческом фоне создания кумранских текстов. Каждая из этих двух находок, связанных, очевидно, общностью происхождения и содержания, но различающихся по обстоятельствам их передачи и повторного открытия, сама по себе помогала нам лучше понять существо другой.