В поисках христианской свободы
Шрифт:
Всё это становится ещё более примечательным в свете того, что Сью Уокер по–прежнему помогала своей престарелой матери переходить через дорогу в Зал Царства, чтобы та могла присутствовать на встречах. Во время встреч Сью тихо сидела в Зале, хотя никто не здоровался и не разговаривал с ней. Она делала это исключительно из–за матери–Свидетельницы, желавшей посещать собрания. Когда здоровье матери ухудшилось настолько, что она больше не могла приходить в Зал Царства, ее редко навещал кто–нибудь из Свидетелей, опасаясь встретиться в доме с ее «отрекшейся от общения» дочерью. Впоследствии мнение матери об организации также изменилось. Когда скончался ее муж (никогда не бывший Свидетелем), они вместе с дочерью попросили меня приехать и провести похороны. Перед своей смертью она высказала пожелание, чтобы её собственные похороны также провел я. В небольшом городке, где все друг друга знают, на похороны пришло около ста человек, которые просто не могли не обратить внимания на одну особенность: несмотря на то, что мать Сью Уокер провела в организации более сорока лет, не была лишена общения и не считалась «отрекшейся
События, произошедшие после объявления о том, что Сью Уокер «отреклась от общения», еще ярче продемонстрировали дух организации. За несколько месяцев до этих событий старшая сестра Сью, Лулу, вместе с мужем (родители Сью Филлипс) переехала из района Дэнси в штат Миссисипи, обосновавшись в северной части побережья Мексиканского залива. Осознавая многие нехристианские аспекты деятельности организации и предвидя неблагоприятные для себя последствия, они решили не сообщать старейшинам Мэнти свой новый адрес. Приехав в Лонг–Бич, они не стали связываться с местным собранием. Они надеялись уйти тихо, избежав споров, допросов и правовых слушаний.
Поэтому они очень удивились, когда вскоре после исключения их дочери из мэнтийского собрания, на пороге их дома безо всякого предварительного уведомления появились два совершенно ранее им незнакомых старейшины из собрания города Лонг–Бич, штат Миссисипи. Как эти мужчины узнали о Рее и Лулу Филлипс, остается только догадываться, однако из их высказываний было видно, что они продолжают правовое дело, начатое против их дочери за сотни километров от их собрания. «Пастырское» служение старейшин состояло из расспросов родителей Сью Филлипс об их убеждениях, о том, разделяют ли они взгляды дочери. Дав утвердительный ответ, несколько дней спустя Рей и Лулу получили приглашение встретиться с правовым комитетом. Не желая подвергаться дальнейшим расспросам, они сообщили, что на заседание старейшин не придут. В результате их также лишили общения.
Остается только вопрошать себя, как же можно «уйти тихо», следуя словам представителей Общества, в том числе Роберта Балзера из главного управления. Заверения в том, что такие меры необходимы для «сохранения чистоты собрания» звучат особенно легковесно в данном случае, когда общения была лишена тихая и малозаметная семейная пара людей, достигших почти семидесятилетнего возраста, и потерявших все связи с собранием.
Из трех дочерей Сью Уокер (являвшихся Свидетелями Иеговы) неисключенной оставалась только Лавиния (жившая в то время в районе Нового Орлеана, штат Луизиана), человек по характеру очень мягкий. Переехав в свое время на это место, Лавиния посетила несколько встреч в местном Зале Царства, но затем, как и её сестра Лулу, решила тихо прекратить свое сотрудничество с собранием Свидетелей Иеговы. В то же самое время, как «расследованию» подвергалась её сестра из Миссисипи, Лавинию также посетили два местных старейшины вместе с районным надзирателем с целью узнать, почему она пропускает встречи собрания. Лавиния рассказала им о причинах. Я ни в коей мере не осуждаю этих мужчин за то, что они проявили интерес к своей соверующей, или даже за то, что поощряли её чаще приходить на встречи — ведь они считали, что её духовное состояние находилось в опасности. Наоборот, проявление такого интереса вполне понятно и даже похвально. Однако их дальнейшие действия вызывают по меньшей мере удивление. Выслушав объяснение Лавинии о том, почему она не приходит на встречи собрания, районный надзиратель написал на листке бумаги короткое заявление от её имени (о том, что она более не желала приходить на встречи) и попросил её, в случае согласия с заявлением, подписать его. Лавиния согласилась. Что это значило? Что она теперь официально «отреклась от общения», что равнозначно совершению какого–либо серьезного правонарушения, за которое Свидетеля Иеговы могут исключить из организации. Теперь члены собрания не могли более разговаривать или общаться с Лавинией. «Пастырское» служение, описываемое в литературе Свидетелей Иеговы как преисполненные любви усилия по исправлению и исцелению заблудшей овцы, заняло самое большее один час. Лавиния же посвятила организации около 30 лет.
Эти пять членов семьи в совокупности провели в служении Свидетелей Иеговы приблизительно 200 лет. Время, затраченное старейшинами для предполагавшегося «возвращения их в стадо» не превысило пяти или шести часов.
СЛЕЖКА И ДОНОСЫ
Не верьте другу, не полагайтесь на приятеля; от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих
Эта же ситуация повторяется снова и снова, от собрания к собранию, в одной стране за другой. Свидетели чувствуют обязанность доносить на членов собрания, если те отклоняются от курса и учения организации.
В статье «Время говорить — когда?» из «Сторожевой башни» за 1 мая 1990 года (1 сентября 1987 года, англ.) излагается официальная позиция Общества на этот счет. В журнале отмечается, что в случаях, когда Свидетелям становится известно о серьезных нарушениях их соверующими правил организации (которые потенциально могут привести к лишению общения), они должны сообщить об этом старейшинам, причем даже в тех обстоятельствах, когда это привело бы к нарушению норм конфиденциальности или принятой должностной клятвы (как, например, в случае с врачами, медперсоналом, юристами и другими лицами, имеющими доступ к не подлежащим разглашению сведениям). В статье говорится, что сначала «согрешившему» предоставляется возможность самому
455
Однако можно отметить, что о деталях правовых слушаний нередко становится известно женам старейшин.
Невероятно, но меньше чем через четыре года после установления этого правила, в журнале «Пробудитесь!» за 8 апреля 1991 года (в английском издании — за 8 марта), были опубликованы «Права пациента», шестым пунктом которых следовало следующее (с. 6; в английском издании с. 7):
У пациента есть право на… конфиденциальное обращение со всеми извещениями и данными в связи с его лечением.
Как мы уже видели, это право ничего не значит, если оно вступает в конфликт с принятой в организации практикой, согласно которой любой Свидетель (даже являющийся врачом или медсестрой), узнавший о чьем–либо нарушении правил общины, должен сообщить об этом руководителям.
В журнале Medical Economics (англ.) за 9 августа 1985 года была опубликована статья доктора Джеральда Л. Буллока из города Плейно, штат Техас. В ней показано, что правила организации — не просто слова, и что Свидетели действительно чувствуют себя обязанными доносить на других, несмотря на серьезность последствий не только для них самих, но и для других. Д–р Буллок сообщает, что принял на работу молодую Свидетельницу, которая на протяжении нескольких лет до этого была его пациенткой и другом семьи. Он характеризует «Тони» (имена в статье Буллока изменены) как трудолюбивую и дружелюбную сотрудницу. Все шло хорошо до тех пор, пока к нему на прием не пришла «Линда» (условное имя другой Свидетельницы, знакомой Тони). По ее словам, она была изнасилована несколькими мужчинами после посещения одного из баров в Хьюстоне, штат Техас, и заразилась гонореей. После изнасилования она обращалась к другому врачу, а теперь хотела сдать анализы и убедиться в выздоровлении. Д–р Буллок не стал подвергать сомнению ее рассказ об изнасиловании, а сданные пациенткой анализы на наличие инфекции оказались отрицательными. Несколько недель спустя сильно взволнованная Линда позвонила ему, сообщив, что её лишили общения, и что теперь члены её семьи не могут общаться с ней. Она угрожала возбудить судебное дело, поскольку была уверена: старейшинам стало известно о её состоянии от Тони, имевшей доступ к медицинским записям д–ра Буллока. Далее врач пишет:
Я был поражен. Я не мог поверить, что Тони будет распространять сплетни о пациентке. Прежде, чем принять ее на работу, я подробно обсуждал с ней вопросы конфиденциальности. В моем руководстве для работников ясно отмечается, что в случае разглашения врачебной тайны, виновный будет немедленно уволен.
Поговорив с Тони, я был поражен еще больше. Она открыто признала, что разговаривала со старейшинами, объяснив это тем, что в ее религии все члены собрания обязаны сообщать старейшинам обо всех нарушениях церковных учений и правил другими верующими. Заполняя данные, необходимые для решения вопросов по медицинской страховке, она просмотрела медкарту Линды и узнала о причинах её обращения ко мне. Испытывая некоторые колебания, но, желая остаться верной своей религии, она сообщила о происшедшем старейшинам.
Странно, но Тони не подумала о том, что верность работодателю и другу должна была бы обязать её уведомить его, как она намеревалась поступить с информацией из его конфиденциальных записей. Её совесть, воспитанная в свидетельской среде, очевидно, не посчитала нарушение врачебной тайны существенной проблемой при решении того, кто достоин ее «верности». Д–р Буллок продолжает:
По крайней мере, это не было бездумной болтовней. Однако мне было бы проще смириться именно с безответственностью, нежели с тем, что верный работник и друг, полностью осознавая, какой ущерб будет нанесен вследствие его поступка и пациентке, и мне, тем не менее, осмысленно совершил его.
Ситуация с публичным осуждением Линды показалась мне невероятной. Все знакомые мне Свидетели казались такими добрыми. Я не мог поверить, что организация требует их заниматься доносительством и столь жестко наказывает оступившихся. Я позвонил ведущему старейшине церкви, с которым дружил со школьной скамьи, и он сказал мне, что все было сделано правильно.
Он объяснил, что старейшины не стали разбираться в правдивости слов Линды об изнасиловании. По их мнению, она была там, где ей быть не следовало, занималась тем, чем заниматься не подобало, и подхватила болезнь, которой у нее не должно было быть. За это она должна быть наказана «лишением общения», которого она могла избежать только в том случае, если бы убедила старейшин в своем искреннем раскаянии. Церковь даже велела ей выселиться из дома ее семьи до тех пор, пока она не будет удовлетворять требованиям для восстановления в собрании.
Если до телефонного разговора со старейшиной я был рассержен, то к концу его объяснений я был уже взбешен. Я спросил его, понимает ли он, какой вред его церковь нанесла мне, невинному наблюдателю? Он извинился, но сообщил, что, как и Тони, считает учения церкви более важными, чем другие вопросы.