В поисках Изумрудного города
Шрифт:
Когда я был маленьким, то отец записывал стихи, которые я читаю наизусть на магнитофон. Я помню, что слушал эти записи, когда стал значительно старше. Я с трудом узнавал свой голос. Где теперь эти записи?
Время движется слишком быстро. У меня уже
Все слишком быстро.
Будут ли актуальны записи Василисы лет через двадцать?
Увы, нет.
У времени на нас свои планы.
Мы переходим дорогу, чтобы подойти к кассам Исакиевского собора и встретиться с остальными. Разумеется, я не туда свернул. Поняли мы это довольно скоро, и исправлять ситуацию взялась МН, по телефону связавшись с ТА.
Я стоял возле огромной колонны.
Вообще этот собор построен еще царями. Сейчас он одна из самых популярных достопримечательностей города. За этим зданием следят, реставрируют. Но на ближайшей ко мне колонне реставраторы оставили довольно заметный кусок, к которому не притрагивались.
Тяжелый белый камень хранит морщины, которые на нем оставили осколки фашистских бомб. Вот здесь, где я сейчас стою, падали бомбы и разбрызгивали вокруг себя такую смерть, что даже камни помнят эту
Помню, что читал статью, где Василий Лановой говорил об отношении к нашей победе в Европе. Говорил, что в Европе так не носятся со второй мировой, как у нас, и упрекают Россию за то, что с таким размахом празднуем 9 мая. В ответ на этот упрек Лановой спросил журналистов о том, как их страны сражались с Гитлером. Дания, например, "сражалась" один день. А при захвате Парижа немцы не успели распечатать пригласительные билеты на торжественный вечер, посвященный этому событию. При подходе к Ленинграду Гитлер решил исправить подобное недоразумение и дал указание такие пригласительные напечатать заранее. Празднование решил провести в гостинице "Астория". Во время обзорной экскурсии мы останавливались возле нее. Весьма, кстати, впечатляющее здание, интересное. И в Питере многое осталось от блокады. Где-то висят таблички, что при обстреле эта сторона улицы наиболее опасна. На набережных, возле спуска к воде еще напоминают, что в полыньях у этих спусков жители города брали воду. И на многих зданиях есть шрамы от бомб. Эти шрамы не убирают, потому что они еще круче, чем фотографии. Такие шрамы – самая настоящая, самая живая история, которая въелась, впилась в тело города. Ее невозможно стереть. Как бы ни обновлялась техника, какие бы носители информации ни появлялись или ни сменялись другими, – вот этот шрам. Его невозможно не почувствовать.
Конец ознакомительного фрагмента.