В поисках минимализма. Стремление к меньшему в живописи, архитектуре и музыке

Чайка Кайл

В Соединенных Штатах есть собственный светский святой, проповедовавший аскетизм, – Генри Дэвид Торо, который прославился тем, что с 1845 по 1847 год жил в лесу, стремясь обрести радость простоты. Точнее, он поселился на участке земли, принадлежавшем его другу Ральфу Уолдо Эмерсону, рядом с небольшим прудом Уолден, куда можно было за вечер дойти от центра его родного города Конкорд, штат Массачусетс. И как только у него возникало желание вернуться домой, он легко мог сделать это и наконец поесть то, что приготовила его мама. Это похоже не столько на бегство от общества, сколько на детскую попытку смыться из дома, которая заканчивается на ближайшем углу.

Торо

построил для себя сельскую хижину, потому что, как он написал в книге «Уолден, или Жизнь в лесу» [8] , «хотел погрузиться в самую суть жизни и добраться до ее сердцевины, хотел жить со спартанской простотой, изгнав из жизни все, что не является настоящей жизнью».

Здесь тоже в чистом остатке получается жизнь, а вовсе не выброшенные излишки. Только так можно было обрести истину: «Большая часть роскоши и многое из так называемого комфорта не только не нужны, но положительно мешают прогрессу человечества».

8

Торо Г. Уолден, или Жизнь в лесу. – М.: АСТ, 2019.

Генри Дэвид Торо доказывал, что его эксперимент может повторить любой человек, хотя далеко не всем повезло стать выпускником Гарварда и писателем, который способен превращать свои сельскохозяйственные увлечения в приносящие доход тексты. Кэтрин Шульц в своей дерзкой статье в журнале The New Yorker попыталась низвергнуть Торо с пьедестала, назвав его «нарциссистом, фанатиком самоконтроля, абсолютно убежденным в том, что для понимания мира и своего процветания ему не нужен никто, кроме него самого».

Торо подтвердил еще одно часто встречающееся заблуждение: веры в то, что просветленная простота уже была обретена в далеких от него экзотических местах и эпохах. Он писал: «Что касается роскоши и комфорта, то мудрецы всегда жили проще и скуднее, чем бедняки. Никто не был так беден земными благами и так богат духовно, как древние философы Китая, Индии, Персии и Греции».

Бог с ним, с винным погребом Сенеки. Куда важнее, что большинство любезных Торо «древних философов», скорее всего, использовали труд слуг или рабов – то, что в современной жизни казалось Генри отвратительным. И все-таки у него оставалось ощущение, что по-настоящему строгий образ жизни должен внедряться откуда-то извне.

Все эти минималистские философские учения объединяет стратегия уклонения. Она особенно проявляется в моменты, когда общество находится в состоянии хаоса или приближается к катастрофе. Это механизм приспособления к ситуации, который срабатывает, когда люди хотят исправить или улучшить статус-кво вместо того, чтобы полностью изменить его. Он ориентирован на выживание. В трудных ситуациях минималист прежде всего холит и лелеет свое «я»: вспомните, как Сонриза Андерсен наводила порядок в своей комнате.

Но воздержание связано с определенным парадоксом. Минималист в конечном счете – прагматик, вынужденный примирять свое стремление к лучшему, чистому миру с тем ограниченным пространством, которое он контролирует в мире реальном. Очень часто этот процесс протекает внутри человека, а не вовне его: ваша спальня будет чище, но мир останется плохим.

У Торо было много достижений. Он популяризировал аболиционизм, вегетарианство и защиту окружающей среды. Он придумал маленький домик, который теперь встречается во множестве реалити-шоу. Его хижина на берегу Уолдена была

размером примерно 3x4,5 м. Но однажды он увидел еще меньший по размеру старенький вагончик у железнодорожного полотна и решил, что его можно превратить в дом, пробив отверстия для воздуха: «Сколько людей укорачивают себе жизнь, чтобы платить за больший и более роскошный ящик, а ведь они не замерзли бы и в таком», – написал Торо.

Таким образом, минимализм превращается в последнее убежище. Когда мы неспособны держать под контролем свою материальную безопасность или жизненный путь, то нам остается лишь снизить ожидания до того уровня, которого будет проще достичь. Например, поселиться в вагоне или в фургоне.

I-4

Американцы особенно легко поддаются обаянию минимализма. Наше стремление к самоопределению и возможности начать все сначала заставляет поверить: стоит просто подмести полы – и мы волшебным образом превратимся в совершенно новых людей, не отягощенных воспоминаниями о прошлом. Может быть, все это началось с демонстративного уничтожения груза английского чая во время Бостонского чаепития или связано с ошибочным мнением о том, что наша страна до прибытия пилигримов из Англии и движения пионеров на Запад оставалась пустым пространством. Нам нравится думать, будто мы можем без многого обойтись и доказать: мы не такие уж слабаки и не связаны с прошлым. Именно поэтому мы еще до появления Мари Кондо прошли через несколько общенациональных очистительных кампаний.

В 1920-е годы американский философ Ричард Грегг поехал в Индию, чтобы поучиться у Махатмы Ганди, который как раз сформулировал философию сатьяграха – теорию ненасильственного сопротивления, позже вдохновившую Мартина Лютера Кинга. Этот опыт сильно повлиял на Грегга. В 1933 году он написал эссе под названием «Ценность добровольной простоты». В нем автор возмущался тем «огромным количеством бумаги и чернил, которое используется для рекламы», и критиковал зависимость индустриальных стран от растущего спроса на материальные блага, который можно удовлетворить только путем внедрения инноваций в массовое производство. «Мы полагаем, что машины и технологии обеспечат нам больше свободного времени, но в действительности они делают нашу жизнь более захламленной и торопливой, – писал он. – Пора остановить бесконечное внедрение новых технологий!» Грегг критиковал прежде всего распространение автомобилей Генри Форда и телефонов, но можно вспомнить, что жадность трейдеров, игравших на разраставшемся рынке акций, стала также одной из причин Великой депрессии.

«Добровольная простота» Грегга – это реакция на торопливую жизнь. Суть идеи такова: «Целенаправленность, искренность и честность. Отказ от внешнего хлама, от множества вещей, не имеющих отношения к смыслу жизни». Добровольная простота подчеркивала ценность «духовных благ» в противовес благам материальным: имелись в виду, например, наслаждение искусством, дружба и любовь. Грегг полагал, что раз мы уже достигли материального изобилия, то не следует гнаться за все новыми и новыми приобретениями. Богатство приводит к обладанию огромным количеством вещей и порождает нервное напряжение, потому что нам приходится каждый день принимать множество различных решений. (Джордж Карлин высмеял эту проблему в своем стендапе 1986 года: «В чем смысл жизни? Разве он не заключается в попытках найти место для всех своих вещей?») Тот, кто вместо этого выбирает простоту, получает что-то вроде «психологической гигиены».

Конец ознакомительного фрагмента.