В поисках мистического Египта
Шрифт:
В другой раз в одиннадцать вечера я отправился на встречу в деревушку Нага-Тахтани, располагавшуюся на некотором расстоянии от Карнака. Луксор и Карнак остались позади. Я долго ехал по дороге, идущей вдоль берега Нила, а затем свернул под прямым углом к ней и двигался еще минут двадцать.
На открытом месте в центре деревни, которое соответствовало английской лужайке, хотя здесь это была всего лишь засыпанная песком немощеная площадь, я обнаружил более двухсот человек, сидящих на коленях в пыли. Я не заметил ни одной женщины. Все люди были в длинных арабских одеяниях и белых тюрбанах и казались обычными крестьянами.
На побеленном земляном возвышении сидели четверо представителей верхушки, четверо уважаемых людей, выделявшихся положением и умом. Судя по их лицам и одежде, это были шейхи. В своих ниспадающих шелковых нарядах они представляли собой красочное зрелище. Все четверо были седыми старцами. Обычного героя легкомысленных романов – молодого шейха-красавца, который похищает в пустыне прекрасных английских дев, – вероятно, можно найти в Англии, но, без сомнения, не встретишь в Египте.
Среди них был шейх Абу-Шрамп, единственный из всех собравшихся, кого я знал. Он сердечно меня приветствовал и представил старосте Карнака и другому шейху, которые коснулись рукой лба и груди в знак вежливости, а затем старосте деревни и окружающей области. Последнего звали шейх Мекки Гахба, и платформа, на которой сидели эти четверо, была сооружена перед его домом. Хозяин тут же стал настаивать на том, чтобы я непременно выпил кофе. К счастью, мне удалось заменить этот напиток чаем без молока.
Я занял место на платформе, устроившись на подушке рядом со своим другом шейхом Абу-Шрампом,
Он был праведным последователем пророка Мухаммеда, несмотря на славу человека, управляющего духами и изготавливающего могущественные талисманы. Шейх очень гордился тем, что совершил паломничество в Мекку. Абу-Шрамп носил плоский белый тюрбан. У него были густые седые усы, бакенбарды и короткая бородка. Его смуглое лицо было добрым, но серьезным и хранило приятное, хотя и горделивое выражение. У старика были довольно большие глаза, создававшие впечатление глубины. Длинное просторное коричневое одеяние из толстого материала ниспадало к его лодыжкам. На четвертом пальце правой руки шейх носил огромное серебряное кольцо, поверхность которого украшала арабская надпись.
Омда (градоначальник) Луксора прислал мне приглашение присутствовать на данном собрании и настаивал, чтобы я его принял. Как-то жарким днем мы встретились на улице, и он обратился ко мне с арабским приветствием: «Да будет твой день счастливым!» В это время шейх Абу-Шрамп остановил своего покрытого роскошной попоной осла и спешился, чтобы, как обещал, зайти ко мне выпить чаю. Через несколько дней градоначальник зашел, принеся совместное приглашение от себя и шейха присутствовать на полуночном собрании дервишей области Карнака и Луксора.
Я нашел дорогу на это удивительное собрание, будучи единственным европейцем, и старался забыть о своем бросающемся в глаза костюме, сшитом в Лондоне.
Градоначальник объяснил мне, что это собрание происходит в данной области впервые за много лет. Шейх Абу-Шрамп обратил внимание, что дервиши встречаются всегда в определенные фазы луны – в новолуние или полнолуние, поскольку такие ночи считаются священными.
– Эта встреча не будет шумной, – добавил он. – Все мы спокойные люди, которые собираются вместе из любви к Аллаху.
Я огляделся. В центре открытого пространства был установлен высокий столб. На его вершине развевался розовый флаг, на котором золотом были вышиты арабские буквы. Вокруг столба, образуя идеальный круг, рядами сидели на коленях бедуины и жители деревни. Идя на встречу, я миновал различных животных, привязанных на соседнем поле и принадлежащих тем из собравшихся, кто был побогаче. Мне сказали, что некоторые из этих людей приехали верхом из деревень, расположенных в двадцати милях (около 32 км) отсюда. Присутствовать на этом собрании разрешено было только тем, кого пригласили.
Под усеянным звездами синим африканским небом моему взору открывалось чудесное зрелище. Внизу свыше двухсот белых тюрбанов, двигаясь вверх и вниз, образовывали на земле огромный круг. Одни венчали седых стариков, а другие покрывали головы юношей. С двух сторон открытое пространство обрамляли пальмы, чьи черные тени создавали на земле узор, а тяжелые листья шумели от ночного ветра. С двух других сторон этот двор ограничивали домики, окруженные множеством вьющихся тропических растений. За ними во тьме лежали поля, горы, Нил и пустыня. Одинокая мощная лампа, висящая над нашими головами, помогала своим светом луне и звездам.
С наступлением полночи один из дервишей поднялся и мягким чистым голосом запел стихи из священного Корана. Едва он произнес последнее слово, как в ответ из двухсот ртов раздалось протяжное и певучее «нет Бога, кроме Аллаха».
В центр круга вышел мальчик, которому на вид было не больше шести лет, что на Востоке гораздо более серьезный возраст, чем в Европе. Он встал рядом со столбом и чистым голосом громко запел по памяти другие стихи из Корана. Затем поднялся бородатый старик. Он медленно прошел вдоль каждого ряда сидящих, неся в руках медную чашу с тлеющими угольками, поверх которых была брошена горстка благовоний. Душистые облака дыма долетели до возвышения, где сидели мы.
Затем трое мужчин встали вокруг столба лицом друг к другу и начали песнь, длившуюся минут пятнадцать– двадцать. В их торжественном тоне находил выражение религиозный пыл их сердец. Закончив, они опустились на землю. Чтобы продолжить петь, встал следующий. Он избрал любимую песню дервишей и исполнял ее с огромным волнением и тоской. Ее поэтичные арабские строки выражали жгучее стремление к Аллаху, которое должен чувствовать настоящий дервиш. К тому моменту, как он закончил, его слова превратились в горестные призывы, рвавшиеся из самого сердца, в мольбы о присутствии его Творца, Аллаха. Он пел:Как долго жду я единенья,
Чтоб Ты со мной заговорил,
Когда б Ты не был так далёко,
В тоске глухой я б слез не лил!
Твоим отсутствием я сломлен,
Моя надежда исчезает,
Как жемчуг, ночью слезы льются,
И сердце мука вновь терзает.
Какое тяжкое страданье!
Никто б меня не исцелил.
Когда б Ты не был так далёко,
В тоске глухой я б слез не лил!
О Вечный, Первый и Единый!
Ты милость мне Свою яви,
Не знает ведь другого Бога
Слуга Твой Ахмад аль-Бакри.
Величьем нашего Пророка
Ты против воли наградил.
Когда б Ты не был так далёко,
В тоске глухой я б слез не лил!
Когда он сел, я заметил, что большинство присутствующих взволнованы страстной мольбой, прозвучавшей в этой песне. Однако сидящий рядом со мной серьезный шейх оставался невозмутим.
Затем все присутствующие поднялись. Три первых певца и мальчик очень медленно начали двигаться внутри круга, и с каждым шагом они в унисон вращали головами то вниз, то направо, то налево, протяжно повторяя «Алл ах-Алл ах-ахах!». Они произнесли это имя бессчетное количество раз. Из этого единственного слова они извлекали грустную мелодию. Их тела в четком ритме раскачивались из стороны в сторону. Двести человек более получаса стояли абсолютно неподвижно, смотря и слушая, пока дервиши кружили среди них в постоянном неослабевающем темпе. Когда, наконец, певцы умолкли, их безмолвные слушатели опять опустились на землю. Не вызывало сомнений, что они наслаждались этим зрелищем.
Затем последовал перерыв, во время которого каждому из присутствующих подали крошечную чашечку кофе. Мне градоначальник заботливо заказал маленькие стаканчики душистого каркаде – горячего напитка, который готовится из цветов растения, произрастающего в Судане. Его настаивают, как чай, но вкус у него более резкий.
Шейх Абу-Шрамп не пытался объяснить мне ночное действо. Мы просто иногда встречались взглядами. Он знал, что может рассчитывать на мое понимание, а мне было известно, какое счастье он испытывает от этих ночных воззваний к Аллаху. Я подумал, что где-нибудь в Европе и Америке в больших городах тысячи других людей собираются, чтобы послушать песню, музыку, джаз для удовольствия. Но они слушают песню, в которой нет Бога. Да, они веселятся и получают от жизни некоторое удовольствие, и все же…
Я поделился своими мыслями со старым шейхом, а тот в ответ процитировал мне изречение из Корана: «В вас самих есть знаки для людей твердой веры, разве вы не видите их? Думай о Боге вечером и утром в молчании со смиренномудрием и благоговением, не будь одним из тех, кто безрассуден. Бог дает ответ лишь тому, кто слушает».
Мы сидели там, в желтом свете лампы, окруженные со всех сторон тьмой, пытаясь обратить сердца к почитанию Высшей Силы. Мы называли Безымянного, Аллаха. Но кто, растворяясь в этом благоговении, действительно мог назвать его каким-либо именем?
Я молча посмотрел вверх. Там в чистом небе висели в пространстве сверкающие планеты, притягивающие к себе взгляды. Каждая обладала изысканной неуловимой красотой великой поэмы, и каждая вызывала тревожащее воспоминание, что я всего лишь временный странник на этой планете, окутанной тайной, как и сама ночь. Я снова перевел взгляд на людей внизу. На каждом лице отражалось стремление к Богу.
Дервиши снова начали медленно петь: «Нет Бога, кроме Аллаха!» Каждый раз, повторяя эти слова, они опускали голову
Воцарилась мертвая тишина, еще более оглушающая по сравнению с только что звучавшими словами. Наступил перерыв.
Снова подали кофе и чай. Оставшуюся часть ночи собрание продолжалось спокойнее. Дервиши тихо пели. Иногда к ним присоединялись слушатели, хором повторяя в определенные моменты имя Аллаха.
Когда, наконец, первые лучи солнца проникли в наш круг, дервиши умолкли. Под розовыми рассветными всполохами, тонкими полосами покрывшими небосклон, прошла последняя медитация – «об Аллахе и в Аллахе», как они ее называли, – в которой приняли участие все. После этого собрание закончилось.
Пару дней спустя шейх Абу-Шрамп пришел ко мне в гости на чашку чая. Он принес небольшой прямоугольный лист бумаги, сложенный в несколько раз. Шейх сказал, что это талисман с изречениями из Корана, особыми магическими символами и заклинаниями. Он объяснил, что этот листок вместе с несколькими другими был заполнен во время собрания дервишей в другую ночь, где он приобрел отпечаток, или гипнотическое воздействие, призванных тогда высших сил. Там по-арабски было написано мое имя. «Волшебную бумагу», как назвал ее старый шейх, нужно было носить в кармане каждый раз, когда я желал, чтобы какое-нибудь дело увенчалось успехом, или когда я шел в какое-то место, где нужно было опасаться враждебных сил.
При этом он весьма откровенно, хотя и несколько безыскусно, предупредил меня не брать с собой талисман во время интимных отношений с женщиной, поскольку тогда он временно лишится своей силы.
Хотя я никогда не просил о таком странном даре, но принял его как должное, с надеждой на лучшее.
Шейх жил в деревне Курна, расположенной ближе других к унылой бесплодной Долине царей. За те годы, что Говард Картер вел там раскопки, он не раз посещал Абу-Шрампа как самого известного в тех краях человека. Они стали большими друзьями.
В доказательство действенности второй силы своей «волшебной бумаги» шейх поведал мне, что раскопанные гробницы часто служили обиталищами ужасных злых духов, заточенных в них веками, и что он предусмотрительно распространил свою защитную силу на своего друга, Говарда Картера, чтобы уберечь того от враждебных призраков. Большое впечатление на меня произвел тот факт, что длинная череда смертей и несчастий, которые преследовали членов археологической экспедиции, связанных с открытием гробницы царя Тутанхамона, обошла мистера Картера стороной.
Кроме всего прочего Абу-Шрамп занимался лечением больных. Однажды я наблюдал, как он это делает. К нему обратился человек, страдающий от ревматических болей в левом бедре. Шейх осторожно постучал по нему минуту, затем в течение минуты или двух читал молитву из Корана, а после сказал своему пациенту, что боль вскоре пройдет. Я постарался узнать продолжение этой истории и обнаружил, что боль явно уменьшилась, хотя выяснить, стало ли это облегчение временным или постоянным, было тяжело.
Шейх рассказал, что научился секретам искусства дервишей у своего деда и что они передавались из поколения в поколение со времен пророка Мухаммеда. «Да будет благословенно его имя!» – почтительно добавил старик.
Глава 16 Самый знаменитый заклинатель змей в Египте
«Ex Oriente Lux!» («С Востока свет!») Так гласит старинное выражение. Яркие работы талантливых ученых и интереснейшие открытия любознательных путешественников соединились, чтобы дать достаточно доказательств этой истины. Мы, представители западной цивилизации, по праву гордимся своими достижениями в «улучшении облика» нашего мира. Однако нас порой мало волнует, когда мы узнаем, что некий полуголый факир показывает то, чего мы не в состоянии ни сравнить с чем-то, ни объяснить. Подобные вещи продолжают происходить довольно часто, чтобы напомнить нам, что в странах, лежащих к востоку и западу от Суэца, существуют древние секреты и освященная веками мудрость и что жители этих красочных земель вовсе не такие глупые и невежественные дикари, какими их считают некоторые люди.
На эти размышления меня навели воспоминания о моих приключениях с шейхом Мусой – человеком, который правил в царстве змей. В разных странах Востока я встречал множество заклинателей змей, их можно увидеть и сегодня. Однако некоторые члены их братства посвятили меня в хитрые уловки и секреты своего искусства, разрушившие мои иллюзии. После этого я перестал уважать заклинателей змей, за исключением очень немногих. Знание о том, что они добиваются результатов, работая с безвредными пресмыкающимися, оставшимися без ядовитых зубов, лишает удовольствия разделить изумление публики, состоит ли она из местных жителей или из европейцев.
Однако шейх Муса не относился к их числу. Он гордился тем, что он настоящий волшебник в древнем смысле этого неправильно используемого слова, и тем, что во имя пророка он ловит 13 разных змей, используя лишь старинную магическую силу. Этому человеку всегда сопутствовала удача, так что его гордость оправданна.
Какой представитель западной цивилизации может пойти в пустыню, найти среди камней и песка змею и просто взять ее рукой, как берут трость? Какой европеец позволит, чтобы его ужалила только что пойманная кобра, и с улыбкой будет наблюдать, как из раны сочится кровь? Какой уроженец Запада сможет войти в дом и выследить не замеченную до сих пор рептилию, которая может прятаться в каком-нибудь отверстии, углу или в мебели?
Я видел, как шейх Муса делает все это и многое другое, проявляя свою власть над этими коварнейшими созданиями. Мы со всеми своими огромными достижениями в науке не можем или не осмеливаемся попытаться сделать то же, что спокойно делает этот житель Востока.
Однажды в Индии я видел заклинателя, который пришел в деревню, неся на плече два маленьких мешка. Он показал жителям, что в одном было несколько крыс, а в другом ядовитые змеи. Запустив руку во второй, он вытащил оттуда пару рептилий. Этот человек позволил им ужалить себя в руку и горло несколько раз. Затем заклинатель достал из первого мешка крысу и опустил ее на землю. Та, сбитая с толку, на мгновение замерла, озираясь, и в этот момент на нее напали змеи, жаля в голову. Через минуту несчастная крыса была мертва, ее убил змеиный яд.
Имя шейха было арабской формой имени Моисей. Любопытное совпадение! Он носил имя великого патриарха, который удивил фараона и его придворных, поймав змею за хвост и превратив ее в посох, если воспринимать историю, изложенную в книге Исход, буквально.
Муса жил в маленьком городе Луксоре, где я нашел его, потратив едва ли больше усилий, чем он тратит, выслеживая кобр и гадюк. Он был не только самым известным заклинателем змей в округе. Луксор являлся любимым местом туристов, и вернувшиеся домой путешественники распространяли славу о нем в самых отдаленных уголках Земли. Поэтому можно сказать, что этот человек является самым известным заклинателем змей в мире.
Муса не собирал вокруг себя небольшую толпу на пыльной улице, чтобы заставить лишенную ядовитых зубов кобру следовать за мелодией своей дудочки, как поступали его собратья по профессии. Поэтому сотни туристов посетили Луксор, так и не узнав о существовании этого человека. Однако завсегдатаи, приезжающие в этот город каждый сезон и знакомые с местом и его жителями, рано или поздно сталкиваются с шейхом.
На самом деле для местного населения Муса являлся неофициальным городским змееловом, подобно тому как в некоторых городах Европы до сих пор можно найти людей, официально занимающих посты крысоловов. Всякий раз, когда в каком-нибудь луксорском доме подозревали присутствие змеи или когда рептилию мельком видели в помещении или в саду, испуганный хозяин немедленно бежал за шейхом Мусой. Последний безошибочно определял, где прячется это создание – среди потолочных ли балок, в трещине в стене или же в норе в саду – и приказывал ему выползти. Как правило, змея повиновалась, но если этого не происходило, шейх просовывал руку в предполагаемое прибежище твари и хватал ее за горло. После этого он помещал рептилию в круглую корзину и выносил ее. Когда крестьянин слишком часто видел змей на поле, где пасся его скот, он посылал за шейхом Мусой и избавлялся от опасности.