В поисках неудачника
Шрифт:
Для Сергея это был тонкий расчет. Не уверенность, а игра. Игра достаточно жестокая, в первую очередь по отношению к себе. Потому что за страсть ты расплачиваешься привязанностью. И хорошо, когда страсть угасает, а привязанности еще не возникло. А если наоборот? Но эти игры с сильными женщинами на грани дозволенного составляли сущность Сергея. Только в таком столкновении характеров он чувствовал прилив адреналина, так необходимый для того, чтобы ощущать всю прелесть сегодняшнего бытия.
Для начала Сергеев поймал первое попавшееся такси (заметьте, он не ловил второе или третье — эти конспиративные штучки его пока совершенно не волновали) и поехал, больше для очистки совести на Фландрскую улицу. Как он и предполагал, мсье Дюваля дома не было. А словоохотливая консьержка за пару евро сообщила, что мсье Ив отсутствует на своей квартире уже третью неделю.
Этим
Впрочем, Сергеев понимал, что этот взгляд является просто беглым взором стороннего и совершенно равнодушного наблюдателя, коим, он, собственно говоря, и является, а потому, ошибочен. Скорее всего, кризисные явления есть, и очень серьезны. И бельгийцы работают над преодолением кризиса, не покладая рук. Но все-таки работают, а не рвут власть друг у друга, как наши украинские политики. «Какое все-таки сволочье правит нами». — В который раз за короткое время пребывания на бельгийской земле подумал Сергеев.
Он заметил этого человека еще около здания компании. Сейчас он снова возник недалеко от Сергеева. Подумав немного, Сергей направился к банкомату, в котором снял сотню евро. Когда наш герой отходил от банкомата, он успел услышать: в семнадцать-ноль-ноль. Ну что же, время не поджимало. Можно было устроиться для чаепития в каком-то кафе, скорее всего, стоит для этого пройти на Лувенскую площадь, говорят, она своеобразна и довольно привлекательна. И на ней масса кафешек.
Надо сказать, что количеством кафешек. Лувенская площадь не впечатлила, скорее всего, это говорили про совсем другую площадь. Плохо. Старею, раз начал забывать информацию — выругал себя Сергеев. Однако подходящее заведение со столиками на тротуаре нашел. Столик как раз был на одного, максимум двух человек и то, если двое будут пить только одну чашечку кофе на двоих. Поколебавшись минут пять-шесть, он заказал капуччино и несколько пирожных. И то, и другое были превосходного вкуса. Пирожные таяли во рту, а кофе был достаточно крепок и с хорошей пеной. Вообще-то уже было время ленча. Но именно сейчас следователь страховой компании мог заняться своими прямыми обязанностями и сделать несколько важных звонков. Пришлось звонить долго, один человек все не находился. Сергей с грустью подумал, сколько денег ушло на роуминг, но потом собрался и нашел наконец-то нужного человека. Стараясь не слишком растягивать телефонное удовольствие, Сергей все равно вынужден был проговорить по телефону не менее получаса. Тут он с грустью понял, что трубка уже почти полностью разряжена. А это было уже очень неприятно. Главное, что следователь так и не помнил, бросил ли он запасной аккумулятор во внутренний карман, что же, как раз представился удобный случай проверить память. И вообще, что-то по выходу на пенсию расслабились вы, Сергей Сергеевич! А не пора ли возвращаться на военное положение? Кажется, самый раз!
Сразу же после пирожных переходить к ленчу не хотелось. Сергеев прошелся к площади свободы и недалеко от королевского цирка нашел местечко, где смог вкусно и недорого пообедать.
Времени оставалось еще с избытком, но Сергей решил пойти в музей современного искусства заранее. Как всегда в таких случаях, он выбрал маршрут пешкодралом с таким расчетом, чтобы сделать маленький маневр и пройти еще и мимо музея Классического искусства: очень уж хотелось полюбоваться этой громадой работы Балата. Предчувствия его не обманули: дворец графов Фландрских впечатление производил и без этих четырех скульптур на его фронтоне (Музыка, Архитектура, Скульптура и Живопись), но само здание производило колоссальное впечатление собственной, особенной гармонией и силой. Посмотрев на мясистую физиономию Рубенса, Сергеев быстро пошел к музею Современного искусства.
В музее его интересовали работы импрессионистов. Из всех направлений искусства последних двух веков импрессионизм больше всего нравился Сергею. Как-то так получилось, что его взгляд на мир в чем-то совпадал со взглядом импрессионистов, а из всех импрессионистов ближе всего по духу к старине Сергееву был Анри Матисс.
Это было хорошо, что сейчас только начало двадцать
Теперь Сергей захотел посмотреть на картины художника, которые хранились в Брюсселе, он был уверен, что бельгийская коллекция Матисса была почти такой же значительной, как и парижская, во всяком случае, не хуже Эрмитажа. Однако же, зала Матисса не было вообще. Он нашел зал, посвященный импрессионистам и там натолкнулся на картину «Интерьер в красных тонах». Это была работа 1946 года, поздний Матисс, как говорят специалисты, когда художник уже устал от классических форм импрессионизма и все больше уходил к первобытной простоте и выразительности, где главную роль играли геометрия очертаний и точность цветовой гаммы.
Правда, быть в музее Современного искусства и пройти мимо картины Давида «Смерть Марата» было бы верхом невежества. Этот шедевр, который много лет принадлежал Бельгийскому музею современного искусства был чуть ли не главной приманкой для туристов. Почему-то смерть и кровь всегда больше всего привлекали человеческое внимание.
Большое полотно Давида большого впечатления на Сергея не произвело. Возможно, фотографический принцип изображение места трагедии, где не было и намека на правду, как-то отталкивало взгляд профессионала, может быть, как профессионал Сергей слишком хорошо знал истинное нутро смрти и истинную ценность большинства профессиональных революционеров? Но когда он рассматривал эту смерть к нему подошли.
— Вам не кажется, что вы выбрали весьма символичное полотно: тогда со смерти Марата началась смерть французской революции. А наша первая встреча совпала с началом смерти Советского Союза. Помните?
— Да, Андре, помню.
— Странно, вы подцепили меня тогда именно на идеологии. Сыграли на том, что Россия переживала плохие времена.
— Андре, я сейчас в отставке.
— Вот как?
— Да, мой приезд не связан ни с вами, ни с вашими теперешними связями и работой. Мне не известно об этом ничего.
— Вот как?
— Мой переход из КГБ СССР в СБУ был непростым переходом. Все связи я оставил в России. Докладная записка о моей встрече с вами тоже, скорее всего, осталась всего лишь докладной запиской, если кто-то вообще успел ее прочитать.
— Вы хотите сказать, что о наших… договоренностях… никому не известно?
— Это не так. Было известно. Докладная записка пылится где-то в архиве. Если на вас не вышли, следовательно, или эта информация потеряна, или…
— Или что?
— Или вас «законсервировали» до лучших времен.
— Приятно чувствовать себя фламандской селедкой…
— Говорю как есть.
— Вы всегда были со мной обезоруживающе откровенны.
— Да, поэтому могу сказать вам, что встреча со мной была, скорее всего, ошибкой. Думаю, за мной приглядывают. Не следят, не ведут, но приглядывают. Если начнут что-то копать, может быть и докопаются.
— Возможно, что и так. Да, я не знаю цели вашего приезда. Скорее всего, вы и не откроете мне ее.
Сергеев утвердительно кивнул в ответ головой, мол, не открою.