В поисках прошлогоднего снега (сборник)
Шрифт:
Заказал форму. Тоже легко. Форма шла ему безумно. И в чине генерала Вовчик вернулся назад. И пошли уже генеральские свадьбы.
…А вот Нина умерла.
Вместе со своим временем. Время кончилось, и Нина кончилась, не сумев вписаться в его разворот.
Жизнь любого человека – это, в сущности, древнегреческая трагедия, потому что кончается смертью.
Нина умерла, но от нас не ушла. Мы часто говорим о ней с Буком, как никогда не говорили при ее жизни. Тихая Нина удивилась бы такому вниманию
Иногда я думаю: а почему Нина приходит во сне именно ко мне и к Буку?
Ответ, наверное, один: а к кому хочет, к тому и приходит.
Жизнь человека делится на три периода.
В детстве мы ходим на дни рождения, в юности – на свадьбы, в зрелости – на похороны.
Третий период неожиданно вклинился во второй – то есть еще лето, а листья стали уже опадать, ранняя осень.
Первыми приняли смерть на себя наши мальчики-операторы. Причем почти все пали в бою на одном участке фронта – по дороге от кафешантана к студии и обратно.
Но, надо сказать честно, они туда бегали всегда, называя эту стекляшку кафешайтаном (что более отвечало злым чарам данного заведения), а вот в 90-е годы они оттуда не выходили.
Хоронили одного за другим, ну буквально через запятую… Красивых, молодых, слабых, любимых…
Потом подтянулись и другие профессии.
А теперь – к концу сказа о генерале Драгане.
Значит, закусив, он, уже уволенный, вновь явился к Председателю, и явление Драгана выглядело так: устрашающий генеральский мундир, ремень с кобурой, дверь сапогом!
Что там было – неизвестно, но слухи ходили, что казачий генерал пригрозил Председателю пистолетом, типа при желании я могу тебя сейчас пристрелить (а желание было!) – и потянулся рукой к кобуре.
А поскольку до этого он где-то в компании выпивал и закусывал, то наверняка у него там был кислый огурец, говорил народ, но в руках Драгана этот кислый огурец мог бы запросто выстрелить и поразить Председателя.
Утешился Драган в следующей свадьбе. Но, увы, ненадолго…
– Он, как меня встречал, сразу же нашу с Ниной свадьбу вспоминал… – рассказывал всем Бук. – Не бывал, говорит, я на более веселой свадьбе!..
И какая-то неизжитая тоска была в постоянстве этой фразы.
И получалось так, что генерал упорно пытался вступить в реку дважды (трижды, четырежды!..) – вопреки и несмотря на. В ту игру. В ту свадьбу, где радость была чистой, без примесей идущих за ней будней, – вот такой именно свадьбы ему, быть может, не хватило, и он пожизненно ее ждал.
А может, ему не хватило самой Нины? Белой невесты Нины, вечной невесты Нины, ничьей Нины, хотя нравились ему совсем, ну совсем другие – что Нина? Хрупкий опавший цвет…
А может, ему просто не хватило той беспечности, когда можно было просто так, без дела, шататься по улицам и на вопрос встречного – ты куда? – бездумно ответить:
– Да так…
Непозволительная
До последней минуты жизни генерал женился. В буквальном смысле – до последней: умер Драган в день своей свадьбы.
Утром расписался, пришел с молодой женой и друзьями домой, сел за стол, поднял бокал, выпил за любовь и умер. Инфаркт.
Хорошая жизнь. Достойная смерть. Погулял, пожил, правду сказал, до последней минуты любил. Нет-нет, хорошая жизнь.
А пистолет, кстати, у него все же был. Настоящий, с памятной надписью от казачьего атамана.
…Каждый год, начиная с марта, в Питер регулярно идут подробные сводки с далеких фронтов весны: город взяли яблони, на подходе черешня и абрикос, город просто погребен под цветением – сообщают мне личные корреспонденты, заставляя мучиться и чаще биться мое сердце… Но вот зачем мне это, спрашивается?
Но проходит год, и я снова жду писем от своих мучителей…
Приходят письма и от Бука, в которых живут, не умирая, Нина, генерал Драган и мальчики, все бегущие к своей смерти в кафешайтан…
Одно из писем начиналось хорошей новостью: Гоголь жив!
«Я думаю, что Драган и его свадьбы – это гоголевский сюжет, выхлоп в современность вольного казачьего духа, который рассеялся по всей близлежащей округе после упразднения Запорожской Сечи…»
А далее вновь сладкая мука: «У нас уже началось абрикосово-персиковое лето… И пышнотелые ягоды шелковицы из центрального парка зовут тебя в гости… Но ты не слышишь их зов, совсем потерялась в белых ночах…»
И напоследок предостережение: «Персики у молдаван покупай, пожалуйста, с осторожностью. Так как продают они турецкие персики. Даже в Кишиневе».
Сделайте мне, как было
…Одна маленькая девочка, которой сделали в больнице пробы на аллергию, взглянув на разрез нежной кожи, на ущерб, – и категорически не согласившись с ним! – заплакала и сказала:
– Сделайте мне, как было!
То есть как было до! До раны, до враждебного вмешательства извне, а было хорошо: цело, гладко и не больно.
Собственно, все наши попытки вернуть прошлое сводятся к этой детской наивности: сделайте мне, как было. А было, оказывается, замечательно. А мы и не знали этого.
– Ты мне нужен!.. – говорит она моему мужу, рыдает, и голова ее падает на его плечо. (Плечи мужчин вообще предназначены для женских слез, жизненное наблюдение.)
– Таня, Танечка…
– Мы купим домик в деревне и будем жить там только вдвоем!..
Последнее ставит моего мужа в тупик. Как вдвоем? А дети, моя жена, Жан?
– Я так одинока, ты просто не представляешь, как я одинока, у меня никого нет…
Это опять ставит его в тупик. Мужчина в тупике.
– Ну как же это «никого», Таня? А муж, а дочка?