В Поисках Роста

Истерли Уильям

В нашем примере с освещением производителям неэкономичных средств освещения приходилось уступать дорогу производителям экономичных. Све­чи проиграли лампам с китовым жиром, которые, в свою очередь, проиграли керосиновым лампам, а потом и те проиграли электричеству. Производители свечей, китобои и люди, занимающиеся очисткой керосина, последовательно теряли работу по мере продвижения новой технологии. Это не новая мысль. Экономист Джозеф Шумпетер еще в 1942 г. заметил, что процесс экономичес­кого роста «постоянно революционизирует экономическую структуру изнут­ри, постоянно разрушая старое и постоянно создавая новое. Процесс Созида­тельного Разрушения — основной в картине

капитализма» [12].

Экономисты Филипп Агион и Питер Хоуитт в недавнем исследовании осо­бо выделили этот аспект проблемы роста [13]. Они отмечают, что процесс со­зидательного разрушения усложняет стимулы для инноваций. Ученые гово­рят о причинах, по которым при свободном рынке темп технологических ин­новаций может быть очень низким. Те, кто внедряет технические новшества, не могут пожать в полной мере плоды своих усилий, поскольку инновации поддаются имитации. (Фирма Apple не получила от разработанного ею графи­ческого интерфейса пользователя столько доходов, сколько могла бы, потому что Microsoft имитировала новинку в Windows.)

Поскольку общественная прибыль от инноваций выше, чем частная, час­тные лица не создают и не продвигают технические новшества с той активнос­тью, в которой заинтересовано общество. Один из способов решения пробле­мы — патентная зашита. Но ее механизм очень несовершенен и не позволяет компенсировать прибыль, которую упускают первопроходцы (это подтверди­ла на собственном примере фирма Apple). Невозможность полностью присво­ить инновации как явление, по своей природе сходно с «утечками знания», о которых шла речь в предыдущей главе.

Агион и Хоуитт обращают также внимание на еще один малоприметный фактор, объясняющий возникновение многих препятствий для инноваций в ситуации свободного рынка. Те, кто внедряют новшества, ясно осознают, что завтрашние инновации в конце концов сделают устаревшими сегодняшние. Это снижает доходность сегодняшних изобретений и в конечном счете работа­ет против инноваций. Печально, потому что будущие изобретения должны строиться на нынешних. Исаак Ньютон говорил: «Если я видел дальше других, то только потому, что стоял на плечах гигантов» [14].

Сегодняшние инноваторы не принимают во внимание, что их инновации повысят производительность экономики. Сами они получают доход от своих инноваций только пока на рынке не появится что-нибудь еще более новое. Это опять-таки свидетельствует, что частная доходность инноваций меньше об­щественной. Если довести эти рассуждения до крайности, то инноваций может вообще не быть, так как люди будут бояться последующих инноваций. Как сказал Йоги Берра о ресторанах: «Туда никто не ходит, там слишком людно».

Итак, из-за невозможности в полной мере присвоить инновации и по при­чине их неизбежного устаревания скорость технического прогресса в рыноч­ной экономике будет снижаться. Эти отрицательные стимулы могут оказаться настолько сильны, что инновации и вовсе прекратятся, и, следовательно, эко­номический рост остановится. Выход, очевидно, состоит в создании мощных стимулов для инноваций путем субсидирования частных исследований и раз­работок. Кроме того, государству следует субсидировать приобретение лучших иностранных технологий. Со стороны МФО требуется поощрять прямые ино­странные инвестиции из стран с развитыми технологиями, побуждать прави­тельства к самостоятельным исследованиям и разработкам и настаивать на со­блюдении строгих законов по защите интеллектуальной собственности, кото­рые позволят изобретателям распоряжаться доходами от изобретений.

Мертвый груз старого

Другая проблема, связанная с «созидательным разрушением», состоит в том, что мертвый груз старых технологий ограничит выгоду от новых. Вероятно, в этом кроется одна из причин замедления роста в США и в других промышленно развитых странах.

Существующие технологии себя изжили, а продвижение к новым совершается недостаточно быстро. Даже промышленно развитые стра­ны не полностью перешли на электронные технологии, с которыми связано будущее, — возможно, из-за этого и замедляются темпы роста [15]. (Я только что потратил два часа, пытаясь заказать билет на международный авиарейс че­рез Интернет, пока в конце концов не позвонил в старомодное агентство и не попросил, чтобы они сделали это за меня. Электронная революция — это здо­рово, но у нее свои болезни роста.)

Классическая статья историка экономики Пола Дэвида (которую я только что нашел в Интернете, правда, после утомительных поисков) описывает тор­мозящий эффект старой технологии во время более ранней технологической революции — когда паровые двигатели сменялись электрическими [16]. Дей­ствительно, время постепенного распространения электродвигателей совпало с замедлением роста производительности, как в США, так и в Великобритании. В 1910 г. было электрифицировано только 25 % американской промышленности, хотя Эдисон изобрел центральную электростанцию в 1881 г. Электродвигатель приживался с трудом, так как его внедрение требовало модернизации сущес­твующих производств. При использовании парового котла фиксированные из­держки на него были высоки, поэтому паровой двигатель ставили посреди цеха, и затем его энергия при помощи рычагов и приводных ремней передавалась на все машины фабрики. Большим преимуществом электродвигателя оказалось то, что его можно было установить внутри каждой отдельной машины, так что центральный двигатель уже не требовался. Можно было также сэкономить на инвестициях в фабричное оборудование, потому что рычаги, ремни и громоз­дкая инфраструктура больше были не нужны. Как только перестало иметь зна­чение расположение материалов по отношению к источнику энергии, всю сис­тему движения материалов внутри фабрики можно было оптимизировать. Многоэтажные фабрики, которые были предпочтительнее при использовании паровой энергии и средств ее передачи, были заменены одноэтажными. Фабри­ка с несколькими источниками энергии была менее подвержена риску полной остановки. При паровом двигателе производство могло встать из-за проблемы с паровым котлом или любым из рычагов и ремней. Если же выходила из строя электрическая машина, поломка затрагивала только то оборудование, в кото­ром находился неисправный двигатель.

Тем не менее эти преимущества не были реализованы сразу. Ведь большие средства уже были вложены в фабрики с рычагами и ремнями. На начальной стадии внедрения электрического двигателя он просто заменил паровой в ка­честве центрального источника энергии. Только по мере старения существо­вавших фабрик и строительства новых по принципу децентрализованного рас­пределения электроэнергии были использованы все возможности новой техно­логии, позволяющие повышать производительность. Так, по иронии судьбы, прежние технологические успехи (связанные с внедрением паровых машин)

7 - 2501 могут препятствовать новой технологии (электричеству). У отсталых стран есть естественное преимущество при внедрении новой технологии — ведь у них никогда не было старой!

Более того (с подобными явлениями мы не раз сталкивались в этой книге), решения отдельных фабрик о переходе на электроэнергию зависели от того, как вели себя другие фабрики. Строить электростанцию-генератор имело смысл только в том случае, когда поблизости было много коммерческих пользовате­лей. Если соседи не переходили на использование электроэнергии, отдельная фабрика не могла добиться успеха. Именно сетевой эффект объясняет, почему поначалу электрификация распространялась так медленно, а потом вдруг этот процесс резко ускорился. К 1930 г. 80 % американской промышленности было электрифицировано.