В поисках солнца
Шрифт:
Книги уронил? Так вроде ничего не попортилось. Едва ли порядок в стопке был так принципиален, да и чем мог быть опасен Дер, даже если он и расстроится этому эпизоду? В самом деле, не драться же полезет за уроненную стопку! Олив, и та была опаснее в этой ситуации, поскольку могла от неожиданности и заехать…
Сердце стукнуло гулко, словно говорило: что-то здесь.
Олив. Да, он напугал Олив, это очень неприятно. Она не переносит, когда рядом с нею что-то громко роняют — и Илмарт прекрасно её понимал. Он сам воспринимал такие неожиданные
Реакции Олив не были похожи на его: он мобилизовался, чтобы быстро атаковать, если это потребуется. Олив же превентивно защищалась, ожидая опасности, удара. Он всегда полагал, что эта разница в их реакциях обусловлена в первую очередь комплекцией: в случайной драке он часто выходил победителем за счёт силы и мышц, а Олив, скорее всего, если и попадала в драку, то бывала бита, поскольку никакая ловкость не компенсирует физическую слабость.
«Стоп, — сказал сам себе Илмарт на этой мысли. — Я почти уверен, что её били или даже избивали — она явно знает, каково это, и боится. Но если Руби тоже били…»
Он нахмурился и исподтишка бросил взгляд на тихо рисовавшую Руби.
Тут же ему бросилось в глаза, что она сидит спиной к двери.
Он никогда не замечал этого раньше, потому что это было в первую очередь удобно ему самому — так она сидела лицом к нему. И, тем паче, он не был настолько параноидален, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Это манера Олив была весьма демонстративна, буквально бросалась в глаза — не заметить, что ей свойственен страх перед внезапным нападением, было невозможно.
Далеко не все женщины, которые столкнулись с физическим насилием, ведут себя так, как Олив. В том, что Руби спокойно сидела спиной к двери и не чувствовала на этот счёт никакого дискомфорта, не было ничего странного. В конце концов, она могла просто считать университет безопасным местом.
Илмарт нахмурился пуще. Ему особенно не хотелось подозревать Руби в обмане, потому что она была ему симпатична — из-за общего чувствования характера карт. Но именно от того, что она была ему симпатична и ему не хотелось её подозревать, он включил свою паранойю на полную мощь — жизнь в Мариане приучила его к тому, что симпатизировать женщине может быть смертельно опасно.
Включенная на максимальный режим паранойя дала ошеломительные результаты: Илмарт вынужден был признать, что лишь однажды видел в поведении Руби признаки жертвы насилия — в той сцене у ворот с её отцом.
Совершенно точно она ни разу не демонстрировала ничего подобного до — он бы заметил, непременно заметил, как обратил внимание на эту черту в Олив буквально в первую же встречу, чуть ли ни на первый же взгляд.
Всё, что он вспоминал после той ситуации о ворот, тоже не несло за собой соответствующих смыслов.
«Когда я уронил те книги, она
Он был уже почти уверен, что она притворялась в тот раз — но всё же существовал крохотный шанс, что, сталкиваясь с насилием со стороны отца, она сохранила притом доверие к другим людям и даже к мужчинам. Во всяком случае, Илмарт допускал, что такой шанс есть.
«Но зачем ей? — удивлённо спрашивал себя он. — Неужто так хотелось выскочить за Тогнара?»
Как ни крути, он не мог придумать другого варианта. Руби не могла не знать, что они приложат все силы, чтобы вырвать её из рук отца — так или иначе, бьёт он её или нет. Изображать жертву насилия стоило только в том случае, если она желала форсировать процесс, вынудить какого-то из них — Райтэна или Илмарта — на немедленные действия.
Илмарт был из людей, которые, если бы и начали действовать в такой ситуации, то предпочли бы убить агрессора, не задумываясь о последствиях.
Райтэн был из тех, кто просто бросится вперёд — защищать. Как придётся.
«Чего он вообще тогда заговорил про брак?» — попытался вспомнить Илмарт, но тот разговор уже выветрился из его памяти.
«Итак, моя рабочая версия, — постановил он сам в себе, — что она пыталась спровоцировать Тогнара на защиту».
Эта версия требовала проверки, и Илмарт не стал медлить.
Он с деловым видом встал и прошёл к двери — как будто собирался выйти — но уже у самого выхода обернулся. Руби спокойно работала.
Он сделал шаг к ней, словно что-то забыл спросить, и, положив руку ей на плечо, начал:
— Руби…
Она чуть вздрогнула — как вздрогнул бы каждый человек, к кому неожиданно притронулся кто-то со спины, — аккуратно дорисовала линию и повернулась к нему с вопросительным:
— Ил?
— Слушай, иди-ка сюда, — позвал он, словно хотел ей что-то показать.
Она чуть нахмурилась, отложила кисть, встала, вопросительно огляделась по сторонам и так не нашла, к чему именно он пытается привлечь её внимание.
Одним резким движением он толкнул её на дверь спиной и прижал к ней за шею. Она было вскрикнула от страха и неожиданности, но его удушающий захват не очень-то способствовал крикам.
— Тебя ни разу в твоей жизни никто не ударил, — спокойно и холодно сказал Илмарт.
Он не был уверен в этом на сто процентов, но его наблюдений было достаточно, чтобы перейти к жёсткому допросу.
Руби, жалобно моргая, забилась под его захватом, пытаясь вырваться. Обеими руками она вцепилась в его запястье, но не смогла его сдвинуть — их силы были слишком очевидно неравными. В глазах её стояла откровенная паника; кажется, она даже заплакала.
— Твой отец никогда не поднимал на тебя руку. — Медленно, вбивая каждое слово как гвоздь, утвердил Илмарт, после чего грозно рыкнул: — Так?!