В поисках солнца
Шрифт:
— Смотри, как он умеет! — после чего ему торжественно предъявили малыша, зажавшего в кулачке погремушку.
Дерек, признаться, смыслил в младенцах так мало, что сути достижения не уловил — ему казалось, что все дети умеют держать в руках игрушки, — но лицо Райтэна сияло такой неприкрытой и радостной гордостью, что проигнорировать её оставалось невозможным.
— Деятельный! — торжественно резюмировал Дерек. — Маленький, а уже не хочет без дела лежать!
Хотя всем маленьким детям было свойственно нежелание лежать на месте без дела — кроме тех случаев, когда они спали, — Райтэну
— Мелкий Тогнар!
Дерек сморгнул, подивившись тому, какими странными и извилистыми путями у Райтэна активизируется порой эта фамильная гордость. Впрочем, к вечеру он обнаружил, что мелким Тогнаром ребёнка называют решительно все — что вызывало у него бесконечное количество вопросов, потому что, появись ребёнок у него, он бы точно не стал называть его мелким Анодаром.
— Имя-то у него есть? — наконец, не выдержал и прямо спросил он.
— Браэн, — почти машинально отмахнулся Райтэн, занятый тем, что улыбался сыну, которого Олив носила по комнате, показывая ему всё вокруг.
Дерек подумал, что он никогда не видел друга таким улыбчивым, как теперь. Обычно хорошее настроение Райтэна выражалось в повышенной язвительности: он корчил бесконечное количество усмешек, щурился, хмыкал и фыркал, выражал лицом своим высокомерно-презрительное отношение к реальности. За годы, проведённые рядом, Дерек привык верно расшифровывать все эти сигналы, и теперь ему странно и даже немного дико было видеть, что Тэн проявляет любовь и заботу так, как это делают обычно все люди — улыбками, нежными прикосновениями и тёплыми словами.
Словно иллюстрируя эти мысли, Райтэн вдруг подошёл к Олив и привлёк её к себе, нежно целуя сперва её — в висок, потом сына — в макушку. Затем он шепнул ей что-то, кажется, ласковое; она тихо рассмеялась, обращая к нему взгляд, полный солнечного, живого чувства.
Сердце Дерека кольнуло чем-то, удивительно похожим на зависть; он почувствовал себя лишним и тихо вышел, забыв попрощаться.
Бредя к себя по тёмным улицам — было уже поздно — Дерек, пиная подвернувшиеся камешки, пытался разобраться в собственных чувствах, оказавшихся вдруг горькими и непривычно злыми.
Он, разумеется, был рад и за Райтэна, и за Олив, и, конечно, от всей души желал, чтобы семья у них получилась счастливая и любящая. Но всё же сегодня ему почему-то оказалось мучительно наблюдать за этим счастьем со стороны — остро, контрастно осознавая, что сам он этого счастья лишён.
Так вышло, что у Райтэна сбылась самая глубокая и сокровенная мечта Дерека — мечта о простом семейном счастье — и Дерек, конечно, был рад за друга, но на контрасте с его счастьем ему теперь было особенно горько осознавать, насколько несчастен он сам.
У Райтэна была любящая и удивительно подходящая ему по характеру жена — Дерек искренне восхищался Олив и полагал, что они с Райтэном составляют крайне удачную пару.
У Дерека не было ни только жены, но и настоящей возлюбленной. Была Магрэнь, связь с которой уже потеряла очарование новизны и стремилась к своему логическому завершению — поскольку Магрэнь, конечно, ни в какую столицу переезжать не была намерена. Был засевший в сердце занозой образ
И, хотя Дерек легко сходился с новыми людьми и легко устанавливал с ними связи — в том числе и с женщинами — в его жизни не было ни одной такой женщины, которая могла бы стать для него тем, чем Олив стала для Райтэна. И Дерек совершенно себе не представлял, где и как такую найти.
Без жены нельзя было реализовать и другую сокровенную мечту — детей — потому что в сознании Дерека настоящая счастливая семья могла быть только полноценной. В своих повседневных заботах и делах Дерек почти не сталкивался с детьми, поэтому совершенно забыл, насколько сильно ему хотелось своих; но теперь, подержав на руках сына Райтэна, он остро, мучительно осознал собственное желание.
А ещё у Райтэна была обожающая его сестра, брат, которым можно было гордиться, и отец, который всегда был готов прийти на помощь и поддержать.
У Дерека не было никого и ничего.
И теперь он чувствовал себя так, словно бы, ничего не имея, пытался украсть хотя бы кусочек жизни Райтэна — потому что своего счастья у него не было, и он мог лишь украдкой отхватывать кусочки от райтэновского.
Оглядываясь на свою жизнь, Дерек приходил к неизбежному выводу, что постоянно занимался не тем, шёл не туда и строил совсем не то, что ему требовалось. На его взгляд, ошибка эта была связана с тем, что в какой-то момент он был насильно вырван из своего привычного мира и принуждён выживать — и он мастерски научился выживать, пристроившись при Грэхарде.
Впервые Дерек задумался о том, что заменил чувством к Грэхарду всё, что у него когда-то было — любовь к родным и друзьям, мечты, потребность в семье. Он лишился всего этого враз, от чего внутри него возникла бесконечная чёрная дыра тоски; и он заткнул эту дыру Грэхардом — благо, не имеющий близких связей Грэхард имел столько потребности в любви и заботе, что Дерек мог направить на него все внутренние силы своей души и не чувствовать себя чем-то обделённым.
Потеряв Грэхарда, Дерек, вновь оставшись неприкаянным, быстро нашёл себе новый «якорь» в лице Райтэна. Одинокий, независимый, отталкивающий своей язвительностью Райтэн нуждался в любви и заботе никак не меньше Грэхарда, поэтому Дереку вполне хватало и одного Райтэна.
Однако теперь, очевидно, наступил тот момент, когда Дереку захотелось чего-то своего — именно его, дерековского, не имеющего никакого отношения ни к Райтэну, ни к Илмарту, ни к Грэхарду, ни, тем паче, к Михару.
— Где бы я ещё время на это нашёл, — тяжело вздохнул Дерек, выбредая вместо дома к реке.
Та слабо плескалась о деревянные опоры мостков, отражая мерцающими бликами нежный лунный свет.
Дерек некоторое время посидел на берегу, размышляя о том, что с Михаром нужно как-то развязываться — потому что ему, Дереку, категорически требуется прорва времени на реализацию чего-то своего.