В поисках солнца
Шрифт:
«Глупости, что за глупости лезут мне в голову!» — недовольно подумал он, ускоряя шаг.
Однако сердце его сжалось от горечи мучительно и болезненно. Он уже знал, что понял всё правильно, — но не желал признавать этого прямо.
Эсна не любила его — точно так же, как Магрэнь, она изнывала без тепла и потянулась к первому же человеку, который ей это тепло дал.
Он снова встал как вкопанный, тупо разглядывая ствол массивного дерева. Взгляд его упёрся в трещину на коре, разглядывая в малейших делателях пушок мха, влажную глубину расщепа, бороздки древесных извилин.
«Ей
Ей просто не хватало тепла — и это всё объясняло.
Сердце Дерека забилось так гулко, словно вмиг сделалось пустым и полым, и эта пустота эхом разносила звон по всей грудной клетке.
Он медленно побрёл вперёд, впрочем, совсем не замечая, куда ступает, словно путеводная звезда, всегда освещающая его путь, в этот миг погасла — навсегда.
Он верил в любовь Эсны, как верил в Бога. Он верил, что любовь эта оберегает его, что он чувствует её прикосновение, несмотря на разделяющие их расстояние и годы. Эсна никогда не была для него прошлым — она всегда оставалась здесь и сейчас.
…но ей — просто не хватало тепла.
Откуда ей было его взять там, в Ньоне? Не у грозового же адмирала Кьерина, её отца! И тем паче не у грозного ньонского повелителя, её мужа!
Грэхард и тепло — это вообще в голове не укладывается! Грэхард был сталью, камнем, тьмою и льдом — никак не теплом! Дерек знал это лучше любых других, потому что именно он согревал этот лёд своим весельем, развеивал эту тьму своим светлым взглядом, размягчал этот камень своими шутками и прятал эту сталь в ножны своих уговоров.
Дерек и был грэхардовским теплом, которое по причудливой прихоти судьбы имело своё тело и звалось отдельным человеком. И Грэхард, привычно оперируя Дереком как частью собственной души, направил это тепло на жену.
Это Грэхард велел Дереку заботиться об Эсне, устраивать её досуг, вести её расследование, развлекать её и следить за тем, чтобы она всем была довольна, чтобы ей всего хватало. Грэхард не умел заботиться сам, да и государственные дела не давали ему столько времени, сколько было бы необходимо. И Грэхард вместо себя послал Дерека: заботиться и оберегать ту, кто была ему дороже всего на этой земле.
А что сделал Дерек?
Пнув ногой подвернувшийся корень, он выругался.
Он не только сам влюбился в Эсну — он позволил и ей привязаться к нему. Ему так нравилось ловить на себе её восхищённый взгляд, что он из кожи вон лез, чтобы вызывать её восхищение снова и снова. Она так расцветала, так сияла от каждого его комплимента, от каждого его жеста заботы, что ему только и хотелось, что заваливать её и комплиментами, и заботой — чтобы она сияла ярче и ярче.
Он не думал о Грэхарде и его чувствах; он совсем не думал. Он жадно и неудержимо отдавал Эсне всё тепло, какое у него было, — потому что Грэхарду никогда не нужно было столько, и оно копилось в нём годами, никому не нужное, даже самому Дереку не нужное, пока не пришла в его жизнь Эсна.
Он отдал ей всё своё тепло и всего себя, не думая о том, что она — жена его друга. Что он обольщает её, уводит у Грэхарда, отнимает её у него — а он ведь чуть
Дерек замер и привалился к ближайшему дереву, чувствуя дрожь в ногах.
Он никогда не возвращался мыслями к тому роковому вечеру перед своим побегом, поэтому из сознания его как-то совершенно выветрилось это обстоятельство. Он… просто забыл, что…
Он предложил Эсне бежать с ним вместе.
Эсне, которая была в первую очередь женой его друга.
Любимой и драгоценной женой — ведь кто как не Дерек знал, как долго и безуспешно Грэхард пытался выкинуть её из головы, но не преуспел в этом. Как тяжело было ему, суровому и сильному повелителю, решиться и пойти на поводу своих чувств, задвинуть подальше соображения о гордости и чести, поставить себя в уязвимое положение…
«Он доверил её мне, — горько подумал Дерек, — а я и сам влюбился, и её чуть не соблазнил».
Особенно остро и мучительно его кололо понимание того факта, что Грэхард ни на миг не усомнился в нём, когда поручал ему заботу об Эсне. Грэхарду, этому бешеному ревнивцу и собственнику, не закралась даже тень подозрения в адрес Дерека — потому что он доверял ему всецело и не допускал мысли о том, что он может предать.
Опустившись на землю, Дерек обнял себя за колени и сжался в комочек. Ему было невыносимо, бесконечно больно понимать, что он обманул доверие Грэхарда. Что он — предал — друга.
Никогда раньше он не думал об этом, потому что запрещал себе мысли о том периоде своей жизни и не хотел думать о нём, вспоминать о нём, осознавать, что это и вправду было его частью. Он всё, всё запер в тот дальний чулан подсознания — и оно лишь угнетало его изнутри, но не доходило до разума. Он не давал оценку своим прежним поступкам: он просто радовался, что сбежал, и боялся, что его найдут.
Теперь же, когда дверь в этот чулан оказалась открыта, и оттуда мощным потоком хлынули воспоминания, он в ужасе смотрел на то, каким был десять лет назад, и не мог поверить, что это был действительно он.
«Неужели я впрямь был настолько глуп?» — поражённо размышлял он, припоминая, что ему, в самом деле, даже не забредала в голову мысль, что сближение с Эсной может окончиться бедой.
«И я в самом деле был настолько подл?» — с содроганием думал он, снова и снова вспоминая, как предложил Эсне побег, как уговаривал её, как пытался убедить её ехать с ним. Её — жену друга! Друга, который доверял ему как себе!
Ему было омерзительно и гадко понимать, что тот тридцатилетний Дерек — это он сам и есть, и что его поступки — это его собственные поступки, а его решения — это его собственные решения.
«Совершенно невыносимо!..» — не в силах принять, что он не таков, как думал о себе, воскликнул про себя он, резко встал и двинулся в дальнейший путь, пытаясь за быстрой ходьбой отбросить все эти неприятные мысли.
Но мысли отбрасываться не желали, они упорно лезли ему в голову, снова и снова. Он видел теперь свои поступки совсем под другим углом, и расценивал их как поступки трусливого глупого человека, который не желает брать ответственность за свою жизнь в свои руки.