В поисках солнца
Шрифт:
Он, так и не повернувшись, досадливо скривился. В конце концов, он не запретил ей войти именно потому, что хотел, чтобы она вошла, и она, очевидно, прекрасно это поняла.
— Вы совсем страх потеряли, Магрэнь, — сухо отметил он, намекая, что ей не стоило бы провоцировать его гнев своей дерзостью.
— Чего ж ещё мне бояться? — незамедлительно отреагировала она, имея в виду, что после его сегодняшних угроз терять ей уже нечего.
В её вопросе явно дрожали обида, и негодование, и вызов: мол, вы что, только тем и будете заниматься, что угрожать
От этой её совершенно неприкрытой обиды ему сделалось весело; он ясно дал ей сегодня понять и осознать, что её судьба и даже сама жизнь — полностью в его руках, и что судьба эта будет теперь весьма незавидной из-за того, что она оскорбила его. Он неоднократно ломал так людей, и теперь его невольно восхищало то, с каким мужеством она продолжала бороться, даже со своих незавидных позиций продолжая выводить игру себе на пользу.
Он догадался, что она потому и пришла теперь к нему сама, чтобы отыграть себе пару очков за счёт его восхищения — и что она, очевидно, планирует демонстрировать силу своего характера во всей его красе, чтобы очаровать его и перехватить инициативу в этой партии.
Это было забавно.
Это было… непривычно приятно.
Он знал, что она потому и сделала ставку на дерзость, что догадалась, что ему это будет приятно; но это только усиливало его восхищение ею.
«Никаких ссылок! — твёрдо решил он в этот момент. — Слишком хороша, чтобы от неё отказаться!»
Однако уступить сразу он и не подумал; ему было интересно схлестнуться с нею в противостоянии и посмотреть, как она шаг за шагом отвоюет у него свои позиции.
С трудом подавив улыбку, он старательно привёл лицо к холодному и безразличному выражению, убедился в отражении, что взгляд его выражает злость, обернулся к ней, сложил руки на груди, осмотрел её с ледяной строгостью и в самых вульгарных выражениях изъявил намерение незамедлительно овладеть ею в весьма грубой форме.
С большим недовольством он отметил, что она инстинктивно дёрнулась было назад, а в глазах её мелькнул страх; однако, она почти тотчас овладела собой и замерла, выразив взглядом холодную настороженность.
Не дождавшись от неё ответа, он пожал плечами и отвернулся обратно к окну, высказывая таким образом позволение ей удалиться, коль скоро к игре с высокими ставками она не готова.
Она, впрочем, не ушла. С минуту она так и стояла у дверей, раздумывая. Быстро осознав, что вульгарная его угроза была осознанной провокацией, она чуть заметно улыбнулась, догадавшись, что ей предлагается игра, а значит, ссылка отменяется.
Она подошла к нему — ступая довольно тихо, но каблуки, однако, чётко обозначили её перемещение в пространстве.
Он с любопытством ждал, что она будет делать дальше; она, подойдя к нему вплотную, обняла его со спины и прижалась к нему.
Этот жест весьма его удивил, если не сказать — потряс. Её недавний инстинктивный страх ярко свидетельствовал, что она не готова к физической близости с ним, и поэтому он ждал словесной
Тут до него дошло, что она потому и обняла его, что хотела ошарашить этим неожиданным жестом.
— Это согласие? — насмешливо и язвительно переспросил он, имея в виду своё ранее грубо высказанное намерение и желая ошарашить её в ответ.
Однако, вопреки выбранному тону, рука его поднялась и легла поверх её руки, бывшей теперь у него на груди. Он движением почти незаметным, если не сказать — нежным — сжал её ладонь, выражая этим жестом и восхищение, и уважение.
Она улыбнулась; он, конечно, этого не видел, но считал улыбку из её голоса, когда она мягко ответила:
— Это поддержка.
Михар хмыкнул. Он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что она теперь отчаянно юлила, пытаясь улучшить своё положение при нём после высказанных им сегодня угроз, но ему всё же было приятно то, каким образом она пыталась к нему подольститься.
С минуту они молчали.
Потом он спросил:
— Что это за запах на вас?
Духи её успели чуть выветриться за день, но они стояли теперь вплотную, поэтому он ощущал их весьма ясно.
— Это апельсин, — с лёгким звенящим смешком объяснила она, — и немного сандала.
— Сладко и свежо, — отметил он, затем уточнил: — Вы хотели выразить своё удовольствие от того, что я обсуждаю с вами дела вашего завода?
Она моргнула, с трудом принимая ту мысль, что его не просто заинтересовал язык её духов — что он так легко научился его расшифровывать. Потому что, конечно, она выбрала с утра этот аромат именно потому, что ей было радостно, что она предвкушала это утреннее обсуждение и, действительно, хотела выразить и благодарность, и удовольствие.
Его проницательность так поразила её, что она призналась в том, что планировала удержать при себе:
— И фрезия.
— Фрезия? — непритворно удивился он, оборачиваясь, но не отпуская ту её руку, которую держал, и вглядываясь в её чуть смущённое лицо.
В Анджелии фрезии было принято дарить на помолвку, выражая тем симпатию и доверие.
Не то чтобы Михар хорошо разбирался в языке цветов, но в связи со сделанным им Магрэнь предложением он освежил в памяти соответствующие параграфы учебника по этикету, поскольку ему предстояло публично оказывать ей знаки внимания, полагающиеся любимой невесте.
— Это слишком тонкий намёк, Магрэнь, — с огорчением и досадой высказал он и уточнил: — Я не умею отличать все эти ваши запахи.
Она почувствовала себя в высшей степени странно.
Он находился слишком близко — почти обнимал её — и лицо, и глаза его теперь были слишком близко, гораздо ближе, чем она привыкла, и поэтому ей было некомфортно и даже немного страшно смотреть ему в глаза.
Её, к том же, смущало отчётливое недовольство в выражении этих глаз — и ещё больше смущало то, что недовольство это он обращает к самому себе, и связано оно с тем, что он не умеет считывать её намёки ароматами во всей полноте её задумки.