В поисках Великого хана

Бласко Висенте Ибаньес

Колон взял за основу размеры Альфрагана, но тот строил свои расчеты на арабских милях, которые превосходят итальянские по длине, а Колон, полагавший, что имеет дело с итальянскими, то есть значительно меньшими, с тщеславной уверенностью настаивал на своих неверных выводах из этой огромной географической ошибки. К тому же, он полагал, что земля состоит преимущественно из материков и что только седьмая часть ее занята морем.

Азия, увеличиваясь в его воображении, занимала большую часть земли, и всего несколько сотен лиг отделяли ее восточную оконечность от Португалии и Испании. Оставалось только плыть прямо на запад, чтобы через несколько недель открыть Индию.

Однако португальский король

отказал этому фантазеру не столько из-за его научных заблуждений, сколько из-за его страсти к наживе. Король привык к тому, что португальские моряки, подвергая опасности свою жизнь ради географических открытий, искали скорее славы, чем выгоды. Все исследователи Африки действовали совершенно бескорыстно. Но для этого чужеземца научных интересов не существовало. Все делалось им с целью добиться богатства, власти и почета, и ему было безразлично, служить ли данной стране или отдать себя в распоряжение другой. Король решил, что имеет дело с сумасшедшим, когда услышал, что тот требует в награду за свою службу звание адмирала Океана, вице-короля и бессменного правителя стран, которые он откроет, с тем чтобы все эти звания перешли по наследству к его потомкам, как в королевском семействе. Это походило на основание королевской династии – династии Колонов – по ту сторону океана (те же безрассудные условия, на которые восемь лет спустя согласились король и королева Испании).

Как писали лекарю Акосте его лиссабонские друзья, этот проходимец был «человеком заносчивым», иначе говоря – весьма чванливым, считавшим, что знает больше всех, и не выносившим, когда возражали против его взглядов. Когда ученые советники короля отвергли его предложение, он объявил, что все они неучи, завидующие его превосходству. Так как ему долго не давали окончательного ответа на его предложения, – ибо в те времена полагалось обсуждать дела не спеша, – мнительный искатель приключений решил, что король и его приближенные умышленно задерживают его, а сами тем временем используют его сообщение; он подозревал, что они тайно отправили в океан каравеллу, чтобы проверить надежность его плана, и что эта каравелла, захваченная в пути бурей, вернулась, не достигнув земли. Поэтому они, не сумев украсть его идею, объявили ее негодной.

Кордовский доктор улыбнулся, прочитав письма своих португальских друзей об этих бреднях. Дон Жоан II, который всегда поддерживал стремления мореплавателей, не был способен на такое предательство. Кроме того, такие козни были совершенно ненужны: если бы этот искатель приключений действительно сообщил какую-то важную тайну, не было никакой необходимости задерживать его; отправляя тем временем каравеллу для проверки. Пожелай король поступить так коварно, он мог послать ее совершенно открыто, присвоив его идею.

Акоста знал уже давно, что король Португалии уполномочил нескольких мореплавателей предпринять за его счет поиски среди океана острова Семи городов, который современные географы называли Антилией и помещали на карте совершенно произвольно, точно Так же, как и другие, не менее фантастические острова, последние остатки исчезнувшей Атлантиды. Все они вернулись, не найдя ничего. Судьба ни разу им не улыбнулась.

Иногда бури гнали их в обратный путь, иногда они оказывались среди моря, полного трав, и команда, охваченная страхом при мысли, что эти плавучие заросли рано или поздно преградят им дорогу, требовала от капитанов возвращения в Португалию.

Несомненно, одна из этих экспедиций и дала генуэзцу повод для его вымыслов.

Ученые португальского двора считали, что можно гораздо легче добраться до Индий, обогнув африканский материк. Они были лучше, чем Колон, осведомлены относительно объема земного шара и знали, что нужно проплыть на запад три тысячи лиг, чтобы достигнуть восточной оконечности

Азии, причем придется пересечь гигантское море, так как теперешние Тихий и Атлантический океаны рассматривались тогда как единое водное пространство. Кое-кто из португальских моряков пробовал осуществить этот дерзкий замысел за свой собственный счет, без покровительства короля, но после нескольких бесплодных попыток им пришлось отказаться от своих намерений.

Начиная с этой неудачи, рассказ маэстре Кристобаля о его жизни становился более ясным. Тем не менее о своей жене он говорил очень мало. Доктор решил было, что она умерла. Но вскоре он понял из нескольких слов, которые Колон случайно обронил, что она до сих пор еще находится в Лиссабоне с маленьким сыном, по имени Диэго.

Колон уже ничего не ждал от Португалии. Там он испытал одни лишь неприятности. Доктор Акоста заподозрил, что он бежал в Испанию от долгов. Уже несколько лет он ничего не зарабатывал, жил на средства семьи своей жены и тратил все свое время на собирание доказательств своей правоты и поиски покровителей, которые бы могли похлопотать за него перед королем.

Брат его, Бартоломе, также покинул Лиссабон и направился в Лондон, с Тем чтобы сообщить английскому королю составленный совместно с братом план открытия Индии со стороны запада. Как писали доктору его лиссабонские друзья, Бартоломе был более искусным космографом, чем его брат, а также был спокойнее его и тверже в своих суждениях, но зато не обладал ни воображением, ни красноречием, ни глубокой уверенностью Кристобаля, который нередко в своих речах впадал в пророческое исступление.

Оба они обращались с письмами к венецианской и генуэзской республикам, излагая свой план открытия Индий, но не получили ответа. Генуэзцы не обращали никакого внимания на слова этого человека, который выдавал себя за их соотечественника. Они и знать не хотели о его существовании.

Колон начал свою жизнь в Испании за два года до того, как доктор с ним познакомился. Благодаря, может быть, поддержке генуэзцев, живших в Севилье, его принял герцог Мединасидония, богатый вельможа, который имел в своем распоряжении множество судов, так как ему принадлежала привилегия на затоны для ловли тунцов недалеко от Гибралтарского пролива. Но, убедившись, что этот магнат не поддержит его намерений, он явился к другому вельможе, герцогу Мединасели, не менее богатому и могущественному, который в своих владениях в Пуэрто де Санта Мария имел собственный флот, состоявший из каравелл и других судов и служивший обычно для коммерческих целей, но иногда поступавший в распоряжение короля для участия в войне против гранадских мавров.

Герцог, пленившись красноречием этого иностранца, излагавшего ему свои планы, а также надеждой на несметные богатства, которые тот думал обрести, плывя на запад, был в течение первых месяцев склонен предоставить Колону два своих корабля, с тем чтобы он пустился на них в, путь через океан. Затем, однако, он раздумал, решив, что такое предприятие является делом короля, а не феодала. К тому же, участие в событиях, происходивших в его родной стране, оказалось делом гораздо более неотложным, чем путешествие в Индию, и герцогу пришлось отправиться в Кордову со своими солдатами, чтобы присоединиться к королю, дону Фернандо, который уже начал войну против гранадских мавров. Он временно оставил Колона в своем замке как нахлебника, вынужденного жить под сенью богатого вельможи, а сам участвовал в завоевании городов Коина и Ронды. Когда в июне 1485 года эта кампания против мавров окончилась, королевская чета вернулась в Кастилию, с намерением прибыть зимой в Кордову для возобновления военных операций. И Мединасели посоветовал своему подопечному перебраться в этот город и пообещал ему добиться для него аудиенции у короля и королевы.