В поисках Великого хана
Шрифт:
Колон с восторгом принимал на веру все поучения этой книги; что касается доктора Акосты, то он держал ее в своей библиотеке только за это предполагаемое кругосветное путешествие, хотя и сомневался, чтобы материковый массив был так велик, а единственный океан так мал, как это утверждал Мандевиль. К остальным же путешествиям такого рода он относился как к рыцарским романам, которые к этому времени стали распространяться благодаря книгопечатанию.
Однажды, зимой 1486 года, Колон, сидя в библиотеке знаменитого лекаря, решился спросить, что думает Акоста о его планах.
Королевская чета должна была вот-вот прибыть в Кордову, и он надеялся добиться аудиенции у их высочеств благодаря помощи Мединасели и других лиц, с которыми познакомился в Севилье.
Автор фантастического проекта не сомневался, что когда он изложит королевской чете свои планы, потерпевшие такую неудачу при португальском дворе, она созовет своих придворных ученых, наиболее сведущих в вопросах географиии, и в том числе – доктора Акосту. Последний всегда внимательно слушал его., порою улыбаясь довольно доброжелательно, но никогда не высказывал собственного мнения. Маэстре Кристобаль и не старался узнать его. Свои идеи он считал неоспоримыми; выступать против них можно было только по невежеству или из зависти.
И когда он впервые обратился за одобрением к знаменитому лекарю, он был изумлен, почти потрясен, увидев, что тот отрицательно покачал головой.
Габриэль Акоста не представлял себе, чтобы человек, обладающий настоящими знаниями, мог согласиться с географическими домыслами этого таинственного бродяги.
Невозможно попасть из Испании в земли Великого Хана, проплыв семьсот лиг на запад по единственному океану. Он обладал достаточно точными сведениями об истинных размерах земли, о соотношении суши и моря, или «сфер», как говорили тогда.
Мир был гораздо больше, чем думал Колон в своем заблуждении, и моря были обширнее и многочисленнее, чем он воображал.
Глава IV
О том, как любовь прокладывала себе путь через бредовую географию.
Когда король и королева вернулись в Кордову, маэстре Кристобаль стал реже посещать доктора. Все свое время он посвящал тому, чтобы добиваться свиданий с вельможами странствующего двора, пользуясь рекомендациями, которые получал из других городов, а также своим умением вызывать интерес у одних людей, чтобы они представили его другим.
Королевские писцы, впервые упоминая его имя в своих бумагах, называли его Коломо, затем Колом и наконец Колон. В этой ошибке не было ничего удивительного. Коломо и Колом были испанские имена, часто встречавшиеся в Арагоне и Кастилии. Не менее распространенной была фамилия Колон, которую иногда носили обращенные евреи.
Этот упорный человек, неутомимый в стремлении к своей цели, успел за несколько недель перезнакомиться со всеми наиболее влиятельными придворными. Ему удалось добиться приема у кардинала Мендосы – «третьего правителя Испании», и этот прелат, искушенный в делах политики и церкви, слушал, как ученик, необычайные рассказы незнакомца, опиравшегося на космографию и другие науки, совершенно неизвестные знатному церковнику. Такой же успех он имел в доме Альфонсо де Кинтанильи, верховного казначея (иначе говоря, министра финансов).
Брат Диэго де Деса, добродушный монах, учитель принца дона Хуана, наследника престола, увлеченный необычайными планами этого мореплавателя, представил его маркизе де Мойя и другим дамам из свиты королевы Исабелы. Колон рассчитывал также на свою все более крепнущую дружбу с Луисом де Сантанхелем, обращенным евреем из Валенсии, родственником того Сантанхеля из Сарагоссы, которого преследовали за убийство инквизитора Педро де Арбуэса. Сантанхель из свиты короля был «переписчиком расходов» дона Фернандо, что соответствует должности министра иностранных дел. Его, как и другого королевского чиновника, по имени Рафаэль Санчес, также еврейского происхождения, интересовала коммерческая сторона этого предприятия. Азиатское золото далекого Востока, а главное – пряности, на которые был такой спрос на европейском рынке, вот что мерещилось им в конце этого опасного пути. Из двух обликов плана Колона они разглядели только один – возможность торговли и наживы, и их привлекало
Остальные же лица, как духовные, так и светские, с неменьшим интересом относились к захвату какой-то части богатств, накопленных Великим Ханом, но с присущей тому времени двойственностью соединяли это с интересами религии, мечтая обратить в христианство племена, которые, по представлениям европейцев, в течение многих веков жаждали приобщиться к учению Христа, но не могли вступить в непосредственные отношения со святым отцом из-за разделявших их огромных пространств и опасностей, которыми грозило сухопутное путешествие.
Колон беседовал со всеми, повторяя им то, что вычитал в книгах Марко Поло и Мандевиля, или то, что узнал из более скупых устных рассказов других путешественников. Он описывал им остров Сипанго, дворцы его правителя, крытые слоем золота толщиной с монету в два реала. Жемчуг у его берегов собирают в таком количестве, что его таскают целыми корзинами. Жители этой страны отделывают свою одежду огромными драгоценными камнями, наподобие того как испанские дамы украшают свое платье мелким бисером. На материке находится царство Катай, которым правит Великий Хан, что на добром испанском языке значит «Царь царей». Есть там город Камбалу, построенный в виде правильного квадрата, каждая сторона которого составляет лигу и в котором находятся миллионы людей и замки, полные невиданных богатств. Сотни караванов ежедневно прибывают в этот город и привозят самые ценные товары, какие только есть на Востоке. Но еще больше город Кинсай, своего рода китайская Венеция, где имеется двенадцать тысяч мраморных мостов такой высоты, что под их пролетами могут проходить самые большие суда; есть в этом городе четыре тысячи общественных бань и многочисленные базары, огромные, как целые поселки, где полным-полно всего, что создано для удобства и тщеславия человека.
Уже в течение многих веков Великий Хан, на которого, несомненно, снизошло милосердие божие, хочет принять христианство. В свое время Марко Поло и его родичи прибыли к «Царю царей» как посланцы папы, чтобы установить отношения между обоими дворами. Остальные папские послы, смиренные монахи, не обладавшие напористостью венецианского купца, задержались в пути, не выполнив своей задачи.
В конце концов Великий Хан, устав от ожидания, отправил посольство в Рим. Гуманист Поджо,[61] секретарь папы Евгения IV, беседовал с этими азиатскими послами, правда с большим трудом, из-за плохих переводчиков. Флорентийский физик Паоло Тосканелли кое-что писал об этом посольстве с далекого Востока. Какая честь для королей-католиков, если они через западный путь установят связь между верховными представителями христианской церкви и «Царем царей», живущим в Катае, и тем самым обратят в христианство почти что половину населения всей земли! Это было бы решительным ударом по подлой магометанской секте, которая в это время представляла самую страшную опасность для европейцев. Мусульманство не проживет и дня, если у него в тылу окажется могущественный Великий Хан Татарии, властитель Катая, а впереди – христианские народы, возглавляемые испанскими монархами. Последние, обогатившиеся благодаря открытию нового азиатского пути, смогут создать величайшее в мире войско, захватить все мусульманские города и отвоевать наконец святые места в Иерусалиме».
Все это изложил неизвестный мореплаватель в тот день, когда кардинал Мендоса устроил ему аудиенцию у королевской четы в кордовском дворце. Дон Фернандо и донья Исабела молча выслушали его, и предложение Явно заинтересовало их своей новизной. Королеву увлекла религиозная сторона этого плана. Какой огромный урожай душ для бога! К тому же, эту изысканную женщину пленили рассказы искателя приключений с голосом и внешностью пророка, говорившего ей о богатствах Востока, описанных Марко Поло и Мандевилем, так, как будто он сам все это видел: жемчуга, алмазы, стены из золота, бесчисленные гавани, мраморные пристани, вереницы судов с разноцветными парусами и изображением сказочных зверей на корме.