В понедельник рабби сбежал
Шрифт:
— Поговаривают даже, что конгрегация теперь, возможно, достаточно велика, чтобы иметь двух рабби, и что, возможно, рабби Дойч захотел бы остаться. Что вы думаете об этом? — Он откинулся на спинку стула и лукаво посмотрел на рабби.
— Я предвижу некоторые сложности…
— Именно так сказал Маркевич, когда впервые услышал об этом. Правда, Кац? — Он опять наклонился вперед и продолжал конфиденциально. — Рабби Дойч — старше и опытнее, так что он не может быть помощником у рабби Смолла. С другой стороны, рабби Смолл получил эту работу первым,
Кац вздрогнул.
— Пожалуйста, Маркевич.
Маркевич удивленно обернулся.
— В чем дело, Кац? — и снова повернулся к рабби. — Вот я и говорю, почему это не могут быть два рабби-партнера, с одинаковым статусом, тем более, похоже, скоро нам придется проводить две службы, одну наверху и одну внизу, в малом зале? Я представляю это так: поскольку все наши праздники длятся два дня, службу наверху, которая, несомненно, важнее, они могут проводить по очереди, бросая жребий. Что скажете, рабби?
Рабби Смолл поджал губы.
— Интересное предположение.
Маркевич толкнул партнера локтем.
— Видишь, Кац, не спросишь — не узнаешь. Рабби Смолл заинтересовался. Обдумайте это, рабби. А теперь, как насчет того, чтобы посмотреть город?
— Думаю, в первую очередь вы хотели бы увидеть Стену?
— Да, мы хотели бы увидеть Стену. У нас есть особая причина. — Он улыбнулся и подмигнул партнеру.
Они взяли такси, и всю короткую поездку сидевший в середине Маркевич вертел головой по сторонам, чтобы ничего не пропустить.
— Посмотри на это, Кац, там… уже проехали. Это было — что это было, рабби?.. Ого, посмотрите на этого старого еврея с пейсами… Ба, а вон там — араб! Я хочу сказать, если у них на голове намотано пестрое шматье, значит это арабы. Правильно?.. Эй, это, должно быть, какая-то церковь…
И так продолжалось, пока они не вышли из машины у Яффских ворот, — он задавал вопросы, не дожидаясь ответов, показывал на все, что казалось ему необычным, — на людей, здания, вывески.
— Я решил пойти этой дорогой, чтобы дать вам возможность увидеть Старый Город, — объяснил рабби.
Они пересекли площадь за воротами и подошли к улице, похожей на туннель.
Кац отступил назад.
— Вы хотите сказать, что мы пойдем туда? Это безопасно?
— Конечно, Кац. Посмотри на этих двух бородатых старикашек. Если они идут, думаю, для нас это тоже безопасно.
Они вошли. Маркевич комментировал, в его словах слышалось не столько удивление, сколько недоверие.
— Представляешь, Кац, это — улица… Для них это обычная улица… Представляешь… Посмотри на этих женщин в покрывалах. Чего они боятся?.. Как люди могут так жить?.. Смотри, обувная лавка. Лучше не останавливаться, Кац, а то тебе, возможно, придется купить… это барахло… кто такое покупает?.. Как они умудряются зарабатывать на жизнь… Смотри, вон парень продает халву… Когда ты последний раз ел халву, Кац? А это, наверное, они
Наконец они подошли к Стене. Оглядев площадь перед ней, Маркевич сказал:
— Вот это уже что-то. Вы, наверное, приходите сюда почти каждый день, а, рабби?
— Я был здесь несколько раз.
— Ну и дела, я думал, вы приходите каждый день, я имею в виду, молиться.
— Нет, мистер Маркевич, я не вижу в этом необходимости. Молитвы не становятся сильнее из-за того, что прочитаны у Стены.
— Мы можем идти прямо к ней? — спросил Кац. — Или надо купить билет, сделать пожертвование — вон парень за стойкой…
— Он просто раздает бумажные кипы тем, у кого нет головных уборов. Нет, вы можете идти прямо к Стене. Здесь нет никакой платы.
— Представляешь, Кац, никакой платы. И даже пожертвований. Послушайте, рабби, — Маркевич впервые понизил голос, — не могли бы вы помолиться за нас? Мы имели в виду какую-нибудь особую молитву, чтобы вы попросили об успехе нашего предприятия…
— Особенно о финансировании, — сказал Кац.
— Правильно, особенно о финансировании, но я думал о нашей затее в целом.
Рабби покачал головой.
— У нас каждый молится за себя, мистер Маркевич. У евреев нет посредника между человеком и Богом. Вы можете стать поближе к Стене, если вам кажется, что это будет эффективнее, и высказать все, что у вас на душе.
— Но понимаете, я не знаю ничего на иврите, разве что пару молитв, вроде благословения на хлеб или вино…
— Я уверен, Бог поймет, если вы будете говорить по-английски и даже если просто подумаете об этом.
— Вы думаете, Он не будет против, если это касается бизнеса? В конце концов, это для блага страны.
Рабби улыбнулся.
— Люди просят о чем угодно. Некоторые даже пишут маленькие записки и засовывают их между камнями. Видите?
— Да. — Маркевич оглянулся и, увидев, что на него никто не смотрит, вытянул несколько скатанных бумажек. Он развернул одну и, поскольку она была на иврите, передал рабби. — Что тут написано?
Рабби прочел: «У меня шесть дочерей, и моя жена беременна седьмым ребенком. Всемилостивый, пусть это будет мальчик, чтобы он мог прочитать кадиш по мне и моей жене, когда мы умрем».
Маркевич развернул другую, рабби прочел и перевел: «Моя жена больна. Она в тягость и себе, и мне. Или забери ее к себе, милосердный Г-дь, или дай ее выздороветь».
Маркевич покачал головой и сочувственно поцокал языком. Ему надо было оправдать свое вторжение в чужие беды.
— Не то, что Маркевич сует нос в чужие дела, рабби. Он просто хочет получить общее представление. — Он развернул третью. — О, эта на английском. Это что-то похожее, — и он прочитал вслух: — «Телефоны Америки — 52, IBM — 354, Крайслер — 48, Дженерал Моторс — 81. Я прошу не о богатстве, только о достаточной прибавке, Господи, чтобы я спасся от банкротства».