В понедельник рабби сбежал
Шрифт:
— Это идея Лейлы? — презрительно спросил Абдул. — Замечательная идея! Вам придется ждать до позднего вечера, когда уже хорошо слышно, как поднимают и опускают капот. Нет, лучше всего обычное устройство. Мы подбросим его, когда еще светло, и никому в голову не придет остановить тебя и спросить, что ты там делаешь.
— Хорошо, я скажу Швейцарцу.
Абдул снова уткнулся в книгу, и Махмуд добавил:
— Лейла интересовалась этим американцем, с которым ты так дружен.
Абдул закрыл книгу и впервые обернулся лицом к другу.
— Значит, Лейла думает, что теперь она решает, с кем мне дружить? А
— Абдул, но он американец и еврей…
— У меня свои планы на то, что он американец.
— Она думает, что, возможно, у него есть свои планы на тебя.
— У Роя? — Абдул откинул голову и рассмеялся. — Она думает, что Рой может использовать меня?
— Один раз она видела его в ресторане с каким-то взрослым. Они съели весь обед молча. И еще оставались, когда все уже ушли. Просто сидели, пили кофе, не говоря ни слова. Это выглядело подозрительно.
— Скажи Лейле, чтобы она перестала повсюду искать агентов. Это его отец.
— Нет, Абдул, потому что через несколько минут она вернулась — сказала официанту, что забыла шарф. А они ссорились. Твой молодой друг грубо разговаривал со старшим. Ни один сын не говорил бы так со своим отцом.
Абдул улыбнулся.
— Ты не знаешь американцев.
Глава XXVII
Они встретились в «Кинг Дэвид», и Стедман с восторгом, как старому другу, которого не видел много лет, пожал рабби руку.
— Не могу передать, как я рад, что вы согласились прийти, рабби. Я позвонил сходу, не задумываясь. Если бы подумал, не звонил бы в шабат.
— Я так и понял, потому и пришел. Кроме того, здесь мой привычный режим в шабат немного изменился. Я не всегда хожу в синагогу.
— Даже так?
— Я иду, когда мне хочется пойти. В Америке это вошло в привычку, а я не хочу, чтобы это было делом привычки.
— И должно им стать, когда вы вернетесь, так?
— Если вернусь.
Стедман ждал продолжения, но рабби молчал, и он решил не настаивать.
— Рой придет прямо к дому дилера, — сказал Дэн, когда они вышли. — И я подумал, что это хороший случай познакомить вас. Я позвонил ему и рассказал, что мы заходили в гараж и что я собираюсь заглянуть к Мимавету. Он прямо загорелся и предложил пойти сегодня; мне не хотелось его разочаровать, и я согласился. Понимаете, если бы я сказал, что сегодня шабат и лучше отложить это на следующую неделю, он мог подумать, что я пытаюсь отделаться от него. Я уверен, что это ключ к решению проблемы нашего общения.
— Вы хотите купить его дружбу?
— Нет, конечно же, нет. Но сколько времени у меня на общение с ним, когда он учится, — раз в неделю за обедом? И он всегда спешит. А если у меня будет машина, он брал бы по паре свободных дней, мы бы съездили на север, в Галилею, потом на юг, в Негев. Мы бы общались… У меня много знакомых по всей стране. Он сможет познакомиться с израильтянами, с их точкой зрения. И вернувшись, возможно, изменит свое отношение. Он был бы…
Рабби показал на указатель.
— Вот и Шалом-авеню.
— Хорошо. Мы встречаемся с ним перед домом. Это дальше по улице. Скажите, вы что-нибудь понимаете в машинах?
— Я умею водить. Это почти все.
— Тогда, если вы не против, я просто скажу, что у
— Хорошо.
Когда они пришли, Рой был уже там и рассматривал плакат — громадный и уже здорово потрепанный. Он гласил, что строительная корпорация Резника собирается возвести большой комплекс жилых домов — центральное отопление, центральное газоснабжение, выводы для теле- и радиоантенн, большие подсобные помещения — и что он займет целый квартал. Согласно помещенному в одном углу рисунку архитектора, будет семь выходов на Коль Тов-стрит и столько же на Мазл Тов-стрит; два ряда домов охватят большое пространство с деревьями, кустами, тенистыми аллеями и террасами. Маленькие нарисованные фигурки прогуливались по дорожкам. В примечании говорилось, что квартиры будут готовы к заселению в начале 1971 года, но его зачеркнули и поверх написали: готовы к немедленному заселению. Рабби посмотрел вокруг, на свободный участок, который они только что прошли, — один или два акра камней и щебня с разбросанными тут и там заплатами травы или низкого кустарника, придававшими зеленоватый оттенок желтой глинистой земле. На участке росло несколько низких искривленных олив с изогнутыми, скрюченными ветвями. С другой стороны дома был еще один такой участок, который слегка оживляла фигура бедуина, жующего на камне свой завтрак, пока маленькое стадо коз обгладывало редкие клочки зелени.
Мазл Тов-стрит, как и Коль Тов-стрит, параллельная ей с другой стороны комплекса, была еще незаасфальтированной, узкой и скользкой от густой желтой грязи Иерусалима.
— Какой там адрес, номер 1? Тогда это должно быть в другом конце, — сказал Рой. — Это номер 13.
Брезгливо пробираясь по Мазл Тов-стрит — по улице, сделанной парой проходов бульдозером, — и перепрыгивая с одного сухого места на другое, они дошли до насыпи в конце. С любопытством посмотрели через нее на идущее внизу шоссе и вернулись к двери дома.
— Не похоже, чтобы здесь кто-нибудь жил, — сказал Рой.
— На почтовом ящике карточка с именем, — заметил отец. — Это должно быть здесь.
Он постучал в дверь, и хриплый голос ответил изнутри:
— Входите. Дверь открыта.
Они вошли в большую пустую комнату. Несколько складных стульев, но ничего, похожего на мебель, — ни столов, ни ковров, ни занавесок, ни ламп. Низенький худой человек, почти совершенно лысый, не поднялся, но жестом пригласил садиться. Он был в пижаме и махровом халате. На правом виске ощутимо пульсировала жилка, и время от времени скула под ним дергалась от тика, который он, похоже, останавливал быстрой гримасой, оттягивая в сторону правый угол рта, а вообще уголки рта были опущены, и нижняя губа выдавалась вперед, придавая лицу выражение постоянного недовольства.
— Это вы на днях искали меня в мастерской? — Он говорил на хриплом, гортанном иврите.
— Да, — сказал Дэн. — Меня зовут Стедман, это — мой сын. А это мой друг Смолл. — Он тактично не добавил, что это раввин.
На узкой мраморной полке, похожей на каминную и прилаженной к стене на уровне плеч, стояла бутылка и несколько стаканов. Мимавет налил себе и вопросительно посмотрел на посетителей.
— Немного бренди? Боюсь, это все, что я могу вам предложить.
Когда они покачали головами, он продолжал: