В постели отчима
Шрифт:
Глава 1.
Яна.
Весна, тридцатое марта, прохладный вечер воскресенья. Родной Новосибирск заметает мокрым снегом. Зима никак не хочет уходить, даже несмотря на конец месяца.
Не думала я, что приеду сюда в ближайшие годы. Мне пришлось отказаться от главной мечты своей жизни, чтобы вернуться домой. А их у меня было всего-то две за почти девятнадцать лет!
В детстве завидовала птицам – они умели летать, подниматься высоко над землёй и видеть красоты этого мира. Но сейчас птицы могли бы позавидовать мне, ведь я парила куда выше них.
Я
Закончив девятый класс в пятнадцать, я поступила в колледж по программе туризма и сервиса. Заочно, просто чтобы иметь потом диплом. Зубрила английский язык целыми днями. Работала, где только могла, чтобы накопить на курсы и обучение. Сначала в гардеробной ближайшего к дому кинотеатра по вечерам, где брали сотрудников в моём возрасте. После официанткой в «Шоколаднице». А через три года после окончания колледжа, поступила в местную школу стюардесс. Пару месяцев обучалась в ней, а как только стукнуло восемнадцать, прошла собеседование в небольшой авиакомпании. Летала на самых скучных регулярных разворотных рейсах, грезя о длительных и международных. Через два месяца меня пригласили работать на чартерных, и я переехала в Москву. Жила на съёмной квартире с ещё тремя девочками, с которыми мы почти и не виделись из-за разных графиков. Впервые побывала в Турции, Египте, на Кипре. Через полгода – у бортпроводников всё быстро происходит, если упорно трудиться, – удалось встать в расписание на рейсы в Доминикану, Дубай и Шри-Ланку. Но мне хотелось большего, поэтому, когда месяц назад я познакомилась с рекрутером из агентства по подбору стюардесс в зарубежные авиакомпании, сразу поняла – это тот самый шанс!
Собеседование прошла с первого раза. Так сильно грезила авиакомпанией в ОАЭ. И почти успела заключить трёхгодовой контракт, даже несмотря на то, что предпочтение они отдают тем, кому больше двадцати одного. Должна была улетать, но бабушка, которая меня вырастила, попала в больницу с сердечной недостаточностью.
И вот, я в Новосибирске. Стою с двумя тяжеленными чемоданами, у двери незнакомой квартиры на территории закрытого микрорайона «Европейский берег», на улице Владимира Заровного. Дверь распахивается, и удивлённая мама, которую я не видела года два, осматривает меня с ног до головы, запахивая шёлковый, слишком какой-то вульгарный, бордовый халатик:
– Яна? Ты как здесь оказалась?
– Шутишь? Как тебе только в голову взбрело сдать нашу с бабушкой квартиру неизвестно кому, даже не предупредив меня?!
– Не надо устраивать сцену в коридоре, соседи услышат. Заходи давай.
Она ещё о соседях беспокоится, надо же! Я зла, очень зла. Но чемоданы в квартиру затаскиваю и останавливаюсь в коридоре, складывая руки на груди. Мать смотрит на меня недовольно, языком цокает. Чёрт её дери. Совести у неё как не было, так и нет.
–
– Не думала, что мне потребуется предупреждать тебя, мам, – таким же ворчливым тоном отвечаю я. – Представь себе, каково было моё удивление, когда я вернулась к себе домой, отперла дверь ключом, а на пороге меня встретили незнакомые люди! И я звонила тебе, раз десять звонила! Когда стучалась в запертую дверь уже твоей квартиры. Как ты могла так поступить?!
– Кто ж знал, что ты приедешь? – она выгибает бровь. – Бабушка в больнице минимум на месяц, а доверенность была на меня. Ты пока ещё не собственник. Вот и сдала. Деньги не лишние.
– Спасибо, что не продала! Сдала, чтобы оплачивать себе вот эту дорогущую квартирку? – я обвинительно тычу в маму пальцем. – Надеюсь, бабушка не в курсе, а то её кондратий хватит!
– Эта квартира не моя, Ян. Моего мужчины. А бабушке я пока не сказала.
Всё понятно. Опять новый мужчина, очередная гонка за удачным замужеством. Эту картину я наблюдала всё своё детство, после смерти отца. Мужчин мать меняла часто, когда отношения заходили в тупик. Только я успевала привыкнуть к одному, тут же появлялся новый. Некоторые были хорошими и относились ко мне с добротой. Но большинству её ухажёров малолетний ребёнок мешал. Хорошо, я большую часть времени жила с бабушкой и дедом, иначе могла с лёгкостью оказаться в детском доме.
Лидия Савельевна Колесникова, родила меня в семнадцать лет. Все в семье знали, что не желай она удержать ребёнком отца, вряд ли бы я появилась на свет. Папе было восемнадцать, и с разрешения родителей они поженились. Не знаю, любил ли он маму или ему пришлось вступить в брак из-за её беременности. Он погиб, когда мне было пять и я почти не помню его. Лет до восьми я была уверена, что мама мне совсем не мама, а старшая сестра. Бабушка стала мне мамой, а дедушка отцом.
Мать забирала меня к себе только тогда, когда ей встречался мужчина, любящий детей. Просила звать «мамулей» и проявляла редкую нежность. Как только на горизонте появлялся тот, кому чужой ребёнок был нужен как пятая спица в колеснице, меня возвращали к бабуле. Дочь за борт, а мама в пляс. Печально, но я привыкла. Тогда она просила говорить, что я её младшая сестра и звать Лидой.
Один задержался дольше всех. Своих детей иметь не мог, но хотел, и казалось, что души во мне не чаял. Мать тогда была счастлива, просила называть его папой. Я даже поверила, что у меня наконец-то будет семья, как у всех одноклассников. Всё изменилось, когда мне исполнилось тринадцать и мужчина мамы стал проявлять ко мне повышенное внимание. Мать, всё же не умалишённая, сразу поняла, в чём дело и выгнала его взашей. Вот только больше она никогда не знакомила меня со своими ухажёрами и почти не навещала.
– И где прикажешь мне жить? В нашей с бабушкой квартире чужие люди. Другого дома у меня нет, – уже спокойнее говорю я, понимая, что от ссоры толку не будет.
– Ты не погостить? – удивляется мать. – Решила вернуться насовсем? Я думала, ты улетела в Дубай работать.
– Пока не выздоровеет бабушка, и пока ей будет требоваться уход, я останусь в городе, – вздыхаю. – Ладно, тогда дай мне ключи от своей квартиры. Поживу там, пока ты не решишь вопрос с жильцами.
– Тут такое дело… – мама отводит взгляд в сторону, подолы халата теребит. – Свою однушку я тоже сдала. Сразу, как сюда переехала.