В постели отчима
Шрифт:
Начинаю руление, выводя послушный самолёт на рулёжную дорожку. Запускаю двигатели. И вот, мы на взлётно-посадочной. Начинаю разбег, «Эйрбас» набирает скорость, прохожу точку невозврата, и судно отрывается от земли, оставляя на ней все лишние и ненужные мысли.
– «Крылья» 6015, доброго дня, «Толмачёво» круг, – здоровается с нами уже другой диспетчер, мужчина. – По схеме набирайте эшелон 80.
– Принято, эшелон 80, «Крылья» 6015, – буднично чеканю я.
Печорин убирает шасси, а судно продолжает набирать высоту. Наконец-то выходим из облаков, и перед
– И? Примешь новенькую? – любопытничает мой второй пилот.
– Нет.
– Отправишь на растерзание рандома, как и остальных? – хмыкает Андрей. – Мне бы твою власть в «Крыльях», давно бы собрал всех тех юных красоток, которых ты выпер, Север.
– Занимаем эшелон 320, – игнорирую я высказывание Печорина, следуя указаниям диспетчера.
– Есть, эшелон 320.
– Сложно было пересаживаться обратно на «Боинг», когда полетал на «Эйрбасе»?
– Заставляют пройти тренировки на «Боинг»? – даже не удивляюсь я. – Не знаю. Я начинал на них, уже привычно.
– И, конечно, сейчас будешь их защищать? – фыркает Андрей, попутно рассматривая схему полёта на своём планшете. – На «Эйрбас» как минимум имеется гениальное изобретение человечества – столик! А в «Боингах» есть придётся на коленках.
– «Боинг» требует большего от пилота, а «Эйрбас» удобнее в управлении. Но по факту разницы нет. Самолёт имеет душу, если ты её в него вкладываешь. Он становится тебе другом вне зависимости от того, в какой стране или кем был создан, от ширины фюзеляжа, системы навигации, наличия штурвала или сайдстика. Какой бы он ни был, самолёт не может без пилота, а пилот без самолёта.
– Запомню твою пафосную речь, командир, чтобы потом с таким же философским видом вещать её своему второму.
Печорин тихо смеётся, собирая еле заметные морщинки вокруг тёмно-карего цвета глаз. Всё-таки, все мы пилоты, немного не от мира сего. В небе нам гораздо лучше, чем на земле.
Кто-то из бортпроводниц запрашивает разрешение на вход в кабину. Позволяю, не взглянув на монитор, и тут же жалею об этом. Даже боковым зрением замечаю, как взгляд Котёнка бегает по моему лицу, как будто пытаясь зацепиться хоть за одну эмоцию, но получается целое ничего. А она продолжает стоять дальше, не решаясь и рта раскрыть.
– Ваш кофе, – отмирает девчонка, наконец-то подавая голосок.
Диспетчер требует готовиться к занятию другого эшелона, и моё внимание сосредотачивается на переговорах. И всё же не заметить, как Андрей расплывается в улыбке сложно. А она какого-то чёрта улыбается ему в ответ.
– Что, Яночка, привыкла к более оживлённым рейсам?
– Я последнее время летала на чартерах. Сами понимаете, там спокойно не бывает, особенно когда летят обратно из отпуска.
– Может быть, сибиряки спокойнее. Или же их очаровал голос нашего командира, – хлопает меня по плечу второй пилот.
Окатываю его раздражённым взглядом, на что Печорин не реагирует, только одаривает меня очередной хитрой улыбкой.
–
Опять дрожит как осиновый лист, протягивая мне стаканчик. Лишь бы не расплескала на форму.
– Через пять минут встаём на автопилот, – забираю у неё кофе, от греха подальше и ставлю в держатель.
И это опытная стюардесса, не понимающая, что мои руки сейчас заняты? Отличная причина, чтобы распрощаться с ней сегодня же.
– Колесникова, у вас работы в салоне совсем нет, раз вы тут прохлаждаетесь? – цежу сквозь зубы.
– Будь зайкой, принеси нам сочку томатного. Особенно ему, – продолжает распаляться перед Яной второй пилот. – А то Север из тебя всю кровь выпьет ещё до посадки. Мне полдольки лимона и чёрного перца бахни, андерстенд?
Сжимаю кулак на свободной руке, нервно дёргая шеей, разворачиваясь к Андрею лицом, как только Яна из кабины спешно ретируется.
– «Зайкой»? – небрежно выгибаю бровь. – Уверен, что хочешь видеть это недоразумение, правил не знающее, снова в нашей кабине?
Я зол. Нет, не так. Я в ярости. В сжирающей ярости и столь несвойственной мне ревности.
– Прости, капитан, – признаёт ошибку Печорин, на что получает от меня испепеляющий взгляд. – Набираем высоту?
– Набираем.
Через пару минут занимаем 340 эшелон, и я перевожу лайнер в режим автопилота. Теперь можно немного расслабиться, попить соку, принесённого вышколенным Анатолием. Но мне отчего-то хочется накинуть крейсерской скорости вполовину больше узлов и мчаться в Екатеринбург, а потом и обратно так, чтобы пятки сверкали. Только бы это всё поскорее закончилось. Потому что первое правило пилота: «все мысли и чувства оставляй на земле». Но с появлением этой чёртовой девчонки на моём борту, правила почему-то перестают работать.
Остаток полёта проводим в молчании. Разве что при снижении в «Кольцово», Андрей предлагает зайти на посадку по автопилоту, а я оспариваю. Видимость отличная, боковой ветер несильный. Хоть «Эйрбасы» и садятся безукоризненно, плавно и точно в знаки, в отличие от «Боингов», часто ведущих себя на автопилоте при посадке коряво и резко.
Сажаю самолёт мягко. Я почти всегда сажусь мягко. Пусть кто-то думает, что это самоуверенность, но я знаю себе цену и в курсе своих возможностей.
У нас в районе пятидесяти минут, за которые приходится снова мяться с документацией. Терпеть это не могу, потому что бумажки убивают всю романтику, но приходится. Обещал Андрею взять эти обязанности на себя в крайние его рейсы со мной.
И вот, лайнер заправлен, новые пассажиры в салоне, а бортпроводники полностью готовы к взлёту. Обратно передаю управление Печорину. Оставляю пиджак на кресле и выхожу из кабины.
И сразу же встречаюсь с растерянной Яной, рукой, тянущейся к бутылке с минералкой, стоящей в тележке бизнеса. Прохожусь по ней изучающим взглядом, задерживаясь на участках идеальной девичьей кожи, а когда останавливаюсь на лице, что уже пылает от смущения, не могу сдержать довольной ухмылки. Её реакция на меня начинает забавлять, вызывая несвойственный интерес.