В постели отчима
Шрифт:
Закончив речь, Северский выгибает бровь, ожидая кивка от Калерии. И получив его, резко разворачивается, направляясь к свободному дивану.
– Всем хорошего полёта! – доброжелательно улыбается второй пилот и спешит за командиром.
У пилотов своя подготовка к рейсу и брифинг. Мы же остаёмся за столом, и Самойлова по стандартной процедуре начинает гонять нас по вопросам.
Потом старшая выдаёт мне личный светоотражающий жилет и фонарик, и наша команда отправляется в поездку на мини-бусе составом до самолёта. Он красивый, мятно-белый. Пилоты остаются снаружи, чтобы
После каждая идёт в свою зону ответственности. Я на кухню, она же «гэлли» на рабочем языке. Проверяю ШЭДы – духовые шкафы. Рейс у нас короткий, а значит, горячей пищи не будет, но таков регламент. Потом кофейники, чайники, компактор для мусора. Принимаю еду, сверяясь с меню и рассчитывая на количество пассажиров. Сервиса на таком коротком рейсе будет всего два. Первый – напитки. Второй – напитки и еда. Гораздо «веселее» на длинном рейсе, где сервисов бывает около пяти, а то и больше.
По итогу замечаний у нас нет, поэтому спокойно подписываем соответствующие бумаги и готовимся встречать пассажиров.
Широко улыбаясь и помогая найти людям свои кресла, я не перестаю думать о Дмитрии. Пытаюсь выбросить его из головы, потому что сейчас тоже ответственный момент: нужно оценить, на чью помощь рассчитывать в экстренной ситуации, кто ведёт себя неадекватно, а кто заметно чувствует себя плохо. Как только последний человек занимает своё место, приступаем к инструктажу по безопасности. Помню, как было неловко это делать в первый раз. Особенно когда кто-то из пассажиров начал снимать на видео и посмеиваться. Ещё пару минут на проверку ремней безопасности и положения кресел.
И вот, каждый армирует свою дверь и присаживается на свою станцию. Так называется неудобное кресло бортпроводника. Калерия передаёт готовность по интерфону, и самолёт выезжает на взлётно-посадочную.
Несколько минут и мы взмываем в небо. Смотрю в иллюминатор, затаив дыхание. Многие знакомые часто задают этот вопрос, считая, что именно на высоте опаснее всего. Но на самом деле самые опасные это взлёт и посадка. Но управляет Северский. Я точно знаю, что наш командир самый лучший и рейс с ним пройдёт гладко.
В момент, когда мы входим в непроглядную серость, я слышу чей-то обеспокоенный вздох. Это пассажир почти в хвосте. Возможно, у него аэрофобия, а это значит, что за ним нужно следить пристально и успокоить в случае чего. Жаль, что сегодня не чистое небо. Мне бы хотелось увидеть родной Новосибирск с высоты полёта через год после возвращения. Но ещё будет время.
Наконец-то мы набираем нужную высоту, а за иллюминаторами виднеется идеально голубое небо. Отчим взлетел так плавно, что нас даже ни разу не тряхнуло. Теперь можно отстегнуть ремни, и приниматься за раздачу напитков и пледов желающим.
– Хочешь мятную конфетку? –
– Спасибо, нет, – улыбнувшись, отказываюсь я.
Не люблю всё, что имеет мятный вкус. Но узнаю, что это её личный лайфхак. Кому-то в полёте очень хочется томатного сока, а Майской мятных конфет. А мне вот, всегда хочется обычной минералки с долькой лимона. Но попить я смогу только после того, как обслужу пассажиров.
– Колесникова, один чёрный кофе без сахара средней температуры, и один кофе с молоком в кабину пилотов, – командует старшая, когда мы с тележкой достигаем шторки, разделяющей бизнес-класс и эконом.
На пару секунд теряюсь. Обычно пилотов всегда обслуживает бортпроводник, отвечающий за кухню в бизнесе. Но Калерия поясняет, что Толик сейчас занят пассажиром, а так как пилотам через полчаса после взлёта положен бодрящий напиток, эта задача ложится на плечи ответственного за кухню в экономе, то есть, мои.
Делаю два стаканчика горячего напитка. По интерфону запрашиваю у командира разрешение на вход. Он даёт добро. Сразу же набираю на боковой панели код для входа и только после этого могу открыть дверь в кабину.
Это удивительная возможность понаблюдать за мужчиной, полностью погружённым в управление самолётом. Не то чтобы я планировала заниматься подобным любованием, но всё равно бесстыдно смотрю на красивые губы, волевой подбородок, обрамлённый идеальной трёхдневной щетиной, на руки, переключающие какие-то датчики, на расслабленные плечи, на чуть нахмуренные брови, сведённые у переносицы, когда момент особо важен. И, естественно, на глаза. В солнечном свете они выглядят такими светлыми и яркими, словно впитывают сам оттенок небесного светила, что я даже пропускаю мимо ушей какой-то остроумный комментарий второго пилота.
Капитан скептически гнёт бровь. Закусываю губу, понимая, что уже слишком откровенно пялюсь на Дмитрия.
– Ваш кофе, – наконец-то робко подаю голос.
Ну почему я такая только перед ним? Сама не из робкого десятка, никогда не была той самой девочкой-нежным цветочком из любимых мной сериалов, но присутствие Северского делает меня мямлей. Застенчивой, неуклюжей, глупой. Вот и сейчас даже руки дрожат, когда протягиваю стаканчик второму пилоту, развернувшемуся на мой голос.
– Ты вовремя, спасибо, – ослепительно улыбается Печорин. Он кажется очень добродушным и отзывчивым. Дмитрий же просто игнорирует моё присутствие, общаясь с диспетчерским центром. – Как наши пассажиры?
– Всё спокойно, Андрей Игоревич. На удивление тихие и пока не было никаких претензий. На моей практике это впервые.
– Можно просто Андрей. Что, Яночка, привыкла к более оживлённым рейсам?
– Последнее время летала на чартерах. Сами понимаете, там спокойно не бывает, особенно когда летят обратно из отпуска, – хмыкаю я.
– Может быть, сибиряки спокойнее. Или же их очаровал голос нашего командира, – хлопнув по плечу Северского, смеётся Печорин. – И не подумаешь, что он способен на брифинге посмотреть таким взглядом, что хочется аннулировать своё лётное удостоверение.