Шрифт:
Глава 1
«Не спрашивай, по ком звонит колокол. Он звонит по тебе"
Эрнест Хемингуэй
– Вы ждали её – и она здесь. Неподражаемая, сногсшибательная, таинственная… Матильда-а, - томно растягивая гласные, прошептал голос из невидимых динамиков.
Красный бархат стен отразил нарочитую сексуальность мягкого тембра. Мужчины разом притихли, устремив затуманенный взор на полукруглый танцпол.
Серебристый пилон отражал свет софитов, тихая музыка с нотками
Черный шелк занавески едва качнулся, заставив замереть три десятка сердец.
Матильда не торопилась, она знала, чем заинтриговать публику. Она знала, какое влияние оказывает на них всех. Чем дольше она тянет - тем желаннее её появление, и тем охотнее эти сытые лоснящиеся рожи расстанутся со своими драгоценными долларами.
– Матильда, детка, помилуй, - выкрикнул кто-то особенно нетерпеливый.
Матильда усмехнулась и опустила на глаза расшитую золотом венецианскую маску.
Как же просто обвести этих идиотов вокруг пальца.
Музыка стала громче, голоса требовательнее, в воздухе витал эротический накал предвкушения.
Матильда сделала шаг и под громкий выдох из толпы ступила на переливающийся блёстками танцпол.
Особо эмоциональные тут же принялись выкрикивать слова восхищения, бросая к её ногам смятые купюры с изображением Бенджамина Франклина. Она поднимет каждую из них, но позже, сейчас же она принялась томно извиваться под ритмы, звучащие в её голове. Ей было плевать на музыку, она слушала мелодию разума.
Жёсткие волоски черного каре щекотали шею, лоб под густой челкой взмок от духоты. Казалось, воздух приобрёл плотность и грязным налётом оседал в лёгких.
Десятки сальных глаз, похотливо тянущиеся руки, хрустящие бумажки, впивающиеся в нежную кожу под тонкой тканью полупрозрачных трусиков…
Матильда изящно выгнулась, вызвав стоны восхищения.
– Я хочу тебя, детка! – выкрикнул бритоголовый и протянул сотенную купюру, демонстрируя золотые Картье на мясистом запястье. В его залитых алкоголем глазах отразилась её соблазнительная улыбка. Отрепетированный оскал на лице, скрывающемся под венецианской маской.
Танцуй, Матильда, ни о чём не думай. Просто танцуй.
– И это всё? Не густо, - разложив деньги веером, Вазген недовольно скривил излишне полные губы. С ювелирной точностью отделил третью часть от стопки и пихнул ей в руки, словно подачку. Остальное бережно засунул во внутренний карман пиджака.
Матильда сдвинула брови и, быстро перебирая пальцами, пересчитала купюры.
– По-твоему, этого достаточно чтобы заткнуть мне рот? Ты за кого меня держишь? Думаешь, я буду потеть здесь ночи напролёт ради вот этого? – яростно швырнула смятые доллары, о чём тут же пожалела.
Вазген безразлично мазнул взглядом на конфетти бумажек у неё ног.
– А ты чего хочешь? Радуйся, что получаешь хотя бы столько. Не нравится – скатертью
– И уйду! – процедила она.
– Ну давай, - щёлкнув каттером от Dupont, мужчина «обезглавил» сигару. – Думаешь, тебя везде ждут с распростёртыми объятиями? Взгляни на себя – тебе тридцать, задница покрылась целлюлитом, да и сиськи пора бы подтянуть… И, что уж кривить душой – танцуешь ты посредственно. Иди, и уже завтра я найду тебе замену, - он небрежно махнул рукой и глубоко затянулся.
– Моя задница приносит тебе деньги! И побольше, чем другие танцовщицы.
– Милая моя - деньги мне приносит не твоя пятая точка, а образ. Образ, понимаешь? – мечтательно закатил глаза и развёл в воздухе руками. – Им всем нужна она – Матильда, женщина в маске, тайна, их манит её недоступность. И плевать им на то, кто под этой маской скрывается. Матильда – моё детище, фишка этого клуба, можешь проваливать, но использовать этот образ я тебе запрещаю. Посмотрим, как ты пробьешь себе дорогу без всей этой мишуры.
В груди образовался ком негодования. Ей хотелось вцепиться ногтями в его наглую рожу и вытряхнуть силой положенную долю, но она стояла, продолжая буравить его скрытыми за маской глазами.
– Твоё время ушло, малышка, увы, на пятки наступают восемнадцатилетние конкурентки, - уже мягче произнёс Вазген. – Я держу здесь тебя только по старой дружбе, но даже она не даёт тебе право устраивать истерики, которые портят мне настроение. Если что-то не нравится, ты знаешь, где дверь.
На этом разговор был окончен.
Испытывая унижение, Матильда наклонилась и подобрала разбросанные деньги. Если бы кто-то знал, как она ненавидела сейчас всех и вся. Поджечь к чертям собачьим эту богадельню вместе с гниющей головой!
– Да, кстати, видела лысого мужика в голубом пиджаке? Сидел у самой сцены. Это тот самый Багдасаров, нефтяник. Очень уж ты ему понравилась. Хочет, прямо-таки молит о привате.
– Матильда не танцует приваты! – грубо отрезала она.
– Ты знаешь, наверное, пора ей начать принимать эти заманчивые предложения. Интрига – это хорошо, но постоянные клиенты от неё подустали, им хочется большего.
– Вазген! Мы так не договаривались! Я согласилась остаться у тебя только потому, что…
– Дверь вон там, - недвусмысленно указал на выход.
Стиснув зубы, Матильда развернулась и быстро пошла прочь из кабинета.
– А хотя, я ещё подумаю. Хороших выходных, - крикнул он вслед.
Войдя в тесную, пропахшую сладкими духами и пудрой гримёрку, девушка устало села на продавленный розовый пуф. Буквально всё здесь вызывало у неё отвращение: стены в уродливые цветочки, засаленная софа у плотно занавешенного окна, гардероб, заваленный пошлыми костюмами императриц и служанок, заляпанное жирными отпечатками пальцев зеркало.