В постели с Президентом
Шрифт:
— Глупости, — сказала Гвен.
— Очень жаль.
— Откуда вы знаете!
Он поборол соблазн сказать, что его профессия все знать и так далее.
— В «Дейли Ньюз» об этом написали, — сказал он.
Неподалеку торчала телефонная будка. Лерой протянул Гвен французскую телефонную карточку. В другое время она бы удивилась — откуда у него карточка, когда купил, где, откуда знал, как заплатить, и как работают в этом городе уличные телефоны (очень малая их часть все еще принимала монеты), но ей было не до этого. Некоторое время
— Теперь набирайте единицу, код зоны, и номер.
В Нью-Йорке было десять вечера. Трубку взяла мама. Очень сдержанным голосом она заверила дочь, что все по поводу банкротства — правда. Более того, юридическая защита фондов не была еще оформлена. Это займет время. А пока что все фонды заморожены или арестованы и переданы кредиторам. Ни один счет не избежал замораживания, наличные ни откуда не поступают. Оставались собственные мамины сбережения (пятьдесят тысяч, прикинула Гвен), и драгоценности (сто тысяч, прикинула Гвен — остальное взято напрокат).
Гвен повесила трубку. Странная улыбка застыла на ее лице. Лерой что-то пробормотал по поводу разбазаривания фондов. Она решила проигнорировать замечание. Оказалось, что он имел в виду телефонную карточку. Он вынул ее из щели и сунул себе в нагрудный карман.
— Приключение, — сказала Гвен.
— Что?
— Давайте возьмем такси, — предложила она. — Я не хочу тащиться обратно пешком через весь город.
— В данный момент поймать такси здесь непросто, — заметил он.
— Они проезжают иногда, ищут пассажиров.
— Только когда они никому не нужны.
Она посмотрела на него, ожидая… чего именно? Что он выйдет на проезжую часть перед собором, подумал он, и встанет там с поднятой рукой, пока не остановится такси. Он пожал плечами и сунул руки в карманы.
— Ну? — сказала она.
— Вы хотите такси. Вы и ловите.
Она надулась. Сейчас она была очень ранима. Она вышла на проезжую часть. Никаких такси. И машин тоже. Она стояла, готовая поднять руку. Минуту спустя она почувствовала себя глупо.
— Можно было бы провести остаток ночи здесь, — сказал он. — Рассвет на Монмартре. Такого нигде больше не показывают.
— Нет, спасибо, — сказала она. — Мне холодно.
То есть, до нее еще не дошло. Она не могла осознать, отказывалась до конца понимать, что случилось. Давешние события — гибель сестры, выстрелы — были трагические и страшные — но это — весь ее мир вдруг обрушился, сразу — нет, это нельзя было охватить умом. Не вписывалось в кругозор. Ее понятия о том, как устроена Вселенная, не могли к этому приспособиться. Не за что было зацепиться. Такие вещи не просто маловероятны — их не бывает. Никогда. Гидранты не превращаются в кузнечиков, полицейские в Таймз Сквере не перекидываются остроумными репликами, составленными из пятистопных ямбов, обычные лампы не загораются до того, как кто-то
— А можно сойти вниз, к Клиши, и поймать такси там, — сказал он.
— Там есть?
— Конечно.
Она согласилась. План был хорош. Они вернулись к главному скверу, пересекли его, и начали спускаться по уклонной улице.
— Ноги болят дико, — объявила она.
— Все магазины обуви сейчас закрыты. Завтра купим вам сникеры. Хотите, я вас понесу?
— Нет, спасибо. Подождите-ка.
Остановившись и чуть согнувшись, она сняла туфли. Холодная брусчатка обласкала ступни — но это было временное утешение. Они снова были в сквере перед отелем.
— Давайте здесь поспим, — сказала она почти умоляюще.
— Ладно, — согласился он.
Они вошли в вестибюль. Портье посмотрел на них сонно. Гвен объяснила, что им нужна комната и протянула кредитку. Портье, исполнявший ночью также обязанности клерка, пропустил кредитку через машину, и машина отказалась принимать транзакцию.
— Не может быть, — сказала Гвен. — Попытайтесь еще раз.
— Дайте ему другую кредитку, — сказал Лерой.
— Хорошо, — сказала она покорно.
Те же результаты.
— Что-то не так с машиной, — предположила Гвен, нервничая.
— Боюсь, что все так, — сказал Лерой.
— Что вы имеете в виду?
— Вы знаете.
— Но не могут же мне взять и отменить кредит, вот просто так!
— Почему нет? Могут. Что им мешает?
— Это противозаконно. Все мои кредитки — на мое собственное имя.
— А когда вы последний раз оплатили счет сами? То есть, когда вы действительно сами заполнили чек, расписались, положили в конверт, приклеили марку, и кинули в почтовый ящик?
— Я… Не знаю. В прошлом месяце.
— Нет. Вы лично. Когда вы в последний раз занимались этим лично?
Она яростно на него посмотрела.
— Спросите у него, возьмет ли он зеленоспинные, — сказал Лерой, вытаскивая бумажник.
Клерк объяснил, что не возьмет.
— Скажите ему, что он идиот, — сказал Лерой. — Скажите ему, что доллары — тоже самое, что золото. Скажите ему, что мы оккупируем Францию, как только закончим с Ближним Востоком. [непеч. ] лягушатники.
Клерк, кажется, что-то понял и разразился гневной тирадой, которую заключил английским словом «сожалею».
— Ничего не поделаешь, — сказал Лерой. — Если, конечно, у вас нет евро с собой.
— Двадцать или тридцать не хватает.
— Тогда пойдем отсюда.
— Значит, — растерянно сказала Гвен, — мы не можем здесь остаться ночевать?
Лерой уставился на нее. Мигнул. Ощутил сильное желание обнять и поцеловать ее.
— Сожалею, — сказал он. — Все сожалеют, о герцогиня. Вы сожалеете, я сожалею, этот бесполезный кретин ужасно сожалеет. Просто представьте себе весь мир, и что он вам виновато улыбается. «Сожалею, помочь не могу». Обычное дело.