В постели со Снежной Королевой
Шрифт:
Потом Селетин тихо засмеялся.
— Что? — спросила Алена.
— Так… Я боялся, что ты не согласишься поехать со мной. Я просто радуюсь… Ведь все хорошо?
— Да, — улыбнулась она, в одно мгновение избавляясь от неловкости. — Я мечтала куда-нибудь уехать. Нет — я мечтала, чтобы меня кто-то увез.
Она теперь, уже не скрываясь, рассматривала его профиль в полутьме салона. Странное лицо — то совсем юное, то лицо человека уже вполне зрелого возраста. Мелькающие фонари и реклама неуловимо меняли его.
— Сколько
— Сорок два. Если хочешь еще что-нибудь узнать, то спрашивай…
— Нет, не буду, — неожиданно решила Алена. — Ничего больше я и не хочу знать. Принципиально.
Селетин засмеялся.
— Хорошо, тогда я тоже тебя ни о чем не буду спрашивать.
Подтаявший снег летел из-под колес, огненной змейкой вилось вдали шоссе.
— О чем же тогда говорить?
— О чем угодно… Например, еще вчера я и предполагать не мог, как проведу этот вечер. Но ты меня поймала.
— Я? — удивилась Алена. — Каким образом?
— Своей музыкой, — серьезно ответил он. — Знаешь, у меня словно в голове все сместилось… Я ведь только о тебе и думал.
— И что же ты думал?
— Что ты хороший человек, — все так же серьезно ответил он. — Что именно с тобой я хочу провести этот вечер.
Алена ничего не ответила. «Я тоже всех прогнала, ото всех убежала… — мелькнуло у нее в голове. — А за ним пошла. Всё, назад пути нет…» Это ее «всё» носило глобальный характер — она явственно ощутила, как перешагнула ту незримую черту, которая отделяла прошлое от будущего.
Они ехали около часа, потом Селетин свернул с трассы, и по кочкам, через сугробы они вкатились в небольшой поселок. С трудом заехали во двор. Небольшой дом с темными окнами, занесенное снегом крыльцо.
— Нет, не выходи, мы пройдем в дом через гараж…
В гараже выяснилось, что весь багажник у Селетина забит свертками. Алена вызвалась помочь, но он отказался:
— Нет-нет, ты гостья, я все сделаю сам… Холодно? Ничего, сейчас отопление заработает, я его включил… Пока не снимай пальто.
Алена прошла в комнату, огляделась. Песочного цвета обои, плетеная летняя мебель, пустые подоконники — ничего лишнего. Селетин действительно бывал здесь нечасто.
Он вернулся со свертками и пакетами — из одного торчал хвостик ананаса, в другом звякнули бутылки.
— Все-таки я тебе помогу! — решительно сказала Алена. — Скатерть есть?
— Да, там, в нижнем ящике…
— А посуда?
— Посуда в другом месте, на кухне.
Они хлопотали вокруг стола, бегали вперед-назад — и в этой суете было что-то такое милое, домашнее, бесконечно приятное, чего Алене очень не хватало.
Потом ей стало жарко. Селетин помог снять пальто — и в том, как он предупредительно подскочил к ней, тоже было что-то домашнее и трогательное. Смеясь, Алена достала туфли, которые предусмотрительно захватила с собой, и переобулась, ничуть не стесняясь того, что Селетин смотрит
— Господи, какая ты красивая! — серьезно произнес он. — Девушка в голубом… Как героиня Греты Гарбо.
— А ты — мужчина в черном! — отшутилась она, когда тот тоже скинул с себя куртку. — Из серии «Мачо не плачут»…
В самом деле, на Селетине был черный свитер, черные джинсы — роковой красавец, да и только… «Действительно ли он красив или я так влюбилась, что не вижу в нем никаких недостатков?..»
— А свечи у тебя есть? — спросила она.
— Сейчас…
Роман притащил целый ящик обычных парафиновых свечей, и они расставили их везде — на столе, на подоконнике, на полках, даже на полу.
— Свет!
— Да, сейчас выключу…
Мерцали огни, бежали тени по потолку, искрилось шампанское в хрустальных бокалах — все это было настолько красиво, что у Алены невольно сжалось сердце. Происходящее напоминало сон.
— Ну что, проводим старый год?
— Давай… — Их бокалы тоненько дзынькнули друг о друга.
Потом Селетин щелкнул кнопкой проигрывателя.
— Потанцуем?
Алена положила руки ему на плечи, щекой невольно прикоснулась к его груди. Мелодия — медленная, тягучая, незнакомая, нездешняя, печальная, лениво-страстная — тут же подхватила ее…
— Кто поет?
— Цезария Эвора. Не нравится?
— Нет, нравится… — пробормотала Алена, чувствуя, как неспокойно бьется его сердце.
— Жалко, у меня нет рояля.
— Ты бы заставил меня играть? — усмехнулась она.
— Обязательно, — убежденно произнес Роман, обнимая ее.
Потом, натанцевавшись, они еще выпили шампанского, дружно решив, что телевизор включать не будут.
— Только в двенадцать, чтобы послушать, как бьют куранты…
— Да, только в двенадцать!
Их мнения совпадали — по крайней мере, в мелочах. Они придумывали эту ночь — вдвоем, вместе. Они никуда не торопились — и это волновало даже больше, чем если бы они сразу бросились друг другу в объятия. «Можно вообразить, что мы замужняя пара, что мы знаем друг друга тысячу лет — и вот решили сбежать от всех, чтобы быть только вдвоем, чтобы выпить эту ночь по капельке, чтобы насладиться каждым мгновением…» — подумала Алена. И… не стала отгонять эту приятную мысль.
В двенадцать они действительно включили телевизор, сосредоточенно прослушали бой курантов, словно ничего важнее этого сейчас не было.
— Вот и год прошел… — с удивлением сказала Алена.
— Слишком быстро?
— Нет, наоборот — слишком медленно. Он тянулся и тянулся — целую вечность!
— Да, бывает. Время — странная штука. Взять, например, животных… Ты знаешь, что у каждого существа — разное время, разные ритмы жизни. Однодневный мотылек проводит свою жизнь так же интенсивно, как черепаха свои триста лет.