В праздник цветущей вишни
Шрифт:
– Не знаю. Она исчезла внезапно. Оставила мне непонятную записку: «Страшнее всего, когда убивают чувство. Теперь я знаю, что делать, мне поможет художник Рерих...» Может быть, она решила идти в Гималаи.
– А этот... Кондратов?
– Я больше его не видела.
Так же неожиданно опять прозвучал гонг на другом берегу. Прощаясь, Вадим шутливо сказал:
– А вообще-то ты желтая опасность и дроки тоже...
– Опять за свое! – Ирина нахмурила брови, потом рассмеялась: – Но ведь ты говорил, что не боишься опасностей...
Приближалось время отъезда, и
Они бродили вечером в парке, заросшем густой листвой, сквозь которую скупо пробивался бледно-зеленый свет фонаря.
– Знаешь, что я хочу тебе подарить? Смотри, – Вадим протянул Ирине испанский значок. Бронзовый поднятый кулак с надписью: «Но пасаран!» – они не пройдут! – Только я приколю тебе сам.
Он приколол значок и вдруг привлек ее к себе, неловко поцеловал. Ирина вырвалась и, не оглядываясь, быстро пошла к пристани. Вадим шел за ней и растерянно повторял:
– Ну, Ирина... Ирина, не надо так... Ирина, постой! Я все объясню...
Ирина остановилась, повернулась к Вадиму. Глаза ее были полны слез.
– Не провожай меня. Я не хочу... И завтра тоже не провожай! Слышишь?! – Она почти бегом бросилась к пристани, вскочила в отходивший катер.
Поезд уходил из города утром, и Ирина уговорила всех, чтобы ее не провожали. Поехал один только Степан – донес ее чемоданчик до пристани. В вагоне смотрела из окна на платформу, раскаиваясь в душе, что так сурово поступила с Вадимом. Поезд уже тронулся, когда из-за клумбы привокзального скверика вдруг вышел Вадим; озабоченно вытянув шею, он искал ее глазами. Ирина подняла руку, Вадим заулыбался, тоже вскинул обе руки, сжав их высоко над головой. Все это продолжалось мгновение, поезд набирал скорость, Вадима заслонил газетный киоск.
В Москву поезд пришел ранним солнечным утром. После душного юга Ирина с наслаждением вдыхала прохладную, бодрящую свежесть. В приподнятом настроении вышла она на площадь, еще пустынную в этот час, села в трамвай, доехала до Красных ворот, оттуда пешком прошла на Оружейный, где жили родственники ее отчима. Здесь она рассчитывала прожить несколько дней до приезда Вадима.
Ирина поднялась на третий этаж, нажала кнопку звонка.
В прихожей, захламленной старыми стульями, узлами, истертыми чемоданами, тускло горела маленькая электрическая лампочка. Встретила Ирину старушка – сестра отчима. И, почему-то оглянувшись на дверь, сразу зашептала:
– Несчастье-то у нас какое, Иринушка... Павел Максимович наш помер.
Старушка заплакала, вытирая глаза передником.
В душе Ирины что-то рухнуло, оборвалось. Словно померк свет, как в этой мрачной, полутемной прихожей. И первое, что подумалось, – как же там мама?..
Ирина прошла в комнату, поставила чемодан, отсутствующим взглядом посмотрела в окно, села за стол с неубранной чайной посудой. Старушка что-то говорила, Ирина не слышала.
–
– Нет, нет, поеду сегодня. Если удастся, самолетом. Мама одна...
– И то верно, тяжело ей...
Не раздеваясь, Ирина попросила взаймы денег, своих на самолет не хватит, и тотчас же поехала на аэродром.
Дома встретила гнетущую тишину. Мать держалась хорошо, только говорила почему-то вполголоса.
– Видишь, дочка, как получилось... Как теперь жить будем...
– Ничего, мама, проживем. – Теперь на Ирину ложились все заботы.
Вадиму она написала не сразу, отправила письмо до востребования, но через несколько недель оно вернулось обратно. На конверте штемпель: «Возвращается за истечением срока хранения». Написала еще раз, и снова тот же штемпель на конверте второго письма. След Вадима затерялся.
Как условились, Вадим приехал в Москву через несколько дней. Первым делом он отправился на телеграф, предвкушая ожидавшую его радость. Подошел к окошку, приготовил удостоверение:
– До востребования Губанову!..
Девушка быстро, как считают кассирши деньги, перебрала пачку конвертов.
– Ничего нет...
Вадим не поверил, переспросил. Девушка с легкой досадой повторила:
– Я же сказала – ничего нет... Следующий!
Дома он спросил:
– Мама, мне никто не звонил?
– Нет.
– И писем не приносили?
Не было ни звонков, ни писем. Проходили дни, недели. Он мучительно думал – что же случилось? В голову лезли самые бредовые мысли. Он их отбрасывал и возвращался к ним снова. Его бесила собственная беспомощность. Как он мог не взять ее адреса! Вадим знал только город, в котором жила Ирина. Написал туда до востребования, но через месяц письмо вернулось со штампом: «Возвращается за невостребованием адресата». Подумывал, не поехать ли самому. Он бы так, вероятно, и сделал, но вдруг его срочно вызвали в штаб.
Полковник, который оформлял Вадиму поездку в Испанию, встретил его как старого знакомого.
– Ну как, товарищ Губанов, поправились?
– Да вроде...
– Отдохнули?
– Да, спасибо...
Конечно, полковник знал, что капитан Губанов поправился, потому что на столе, заваленном кипой личных дел в аккуратных зеленых папках, лежала медицинская справка. Полковник еще раз прочитал ее вслух:
– «После излечения по поводу полученного ранения, годен к летной службе».
Полковник поднял глаза на Вадима:
– Значит, все в порядке, товарищ капитан...
– Как будто так...
Полковник помедлил, передвинул зачем-то чернильницу, поправил стопку личных дел.
– Ну, а как вы посмотрите, товарищ Губанов, на то, чтобы снова поехать на боевое задание? Дело добровольное! Подумайте!..
– Если надо, готов... Опять в Испанию?
– Не знаю, – уклонился от прямого ответа полковник. – Задание секретное. Может, вы не согласитесь... Чего ж говорить раньше времени. – Полковник лукаво улыбнулся. – Вот так. Торопить вас не будем, подумайте...