В пучине Русской Смуты. Невыученные уроки истории
Шрифт:
Димитрий весьма досадовал на Поляков, виновников его срамного бегства, и еще более на Русских, которые так жестоко его обманули. «Мне более ничего не осталось», говорил он, «как собрать Турок и Татар: они помогут мне завоевать наследство моих предков! Если не успею овладеть Россией, разорю ее так, что она ничего не будет стоить. Пока я жив, не будет ей покоя».
Желая поправить неудачу, он послал в Астраханское царство любимого Поляка своего пана Керносицкого, который был впрочем, более Русский, с известием, что царь и царица решились избрать своею столицею Астрахань, не желая жить в Москве, оскверненной присутствием нехристей. Если бы удался этот замысел, Россия испытала бы новые ужаснейшие бедствия: но Бог спас ее: Димитрий совершенно потерял рассудок, не щадил никого, самых верных сподвижников своих, немногих Татар и казаков. Эти люди берегли его день и ночь, были с ним безотлучно,
Раздраженный таким поступком Димитрия, Татарский князь Петр Ерусланов искал случая умертвить Ханского сына и уже думал исполнить свое намерение, когда отцеубийца возвращался домой от царя; но князь ошибся: жертвою его мести был другой знатный Татарин, одетый так же точно, как и тот, кого он подстерегал. Ерусланов, до тех пор весьма уважаемый царем за то, что он знал дорогу к Астрахани, заключен в темницу; а 50 других Татар отданы были под стражу; впрочем, постращав их несколько дней, Димитрий даровал им свободу, стал по-прежнему ласков, ездил с ними на охоту, посылал их в окрестности для набегов и опустошения деревень, принадлежавших ненавистным Полякам.
Но Татары не могли забыть своего оскорбления и целые два месяца весьма искусно таили намерение отмстить Димитрию: каждую ночь привозили в Калугу по 10 и по 12 Поляков, которых не редко хватали с постелей; привозили иногда и купцов, пойманных на дороге. Царь обыкновенно приказывал еще до рассвета засекать несчастных кнутом до смерти; тела их бросали собакам на съедение; остатки же зарывали в землю, как падалище; благородных Поляков топили в реке. Видя такое усердие Татар, Димитрий думал, что они уже забыли прежнее оскорбление и так верил им, что, отправляясь на охоту, всегда брал их с собою человек по 20 и по 30, а из придворных не более 2 или 3, да шута Петра Кошелева, неразлучного своего товарища. Вероломные Татары изъявляли царю беспредельную преданность, выжидая случая отмстить ему. За несколько дней до исполнения заговора, дали знать своим единоземцам, чтобы они, при первом выезде царя на охоту, выбрались из Калуги в Пельну и, дождавшись там князя Ерусланова, немедленно отправились восвояси.
11 декабря Димитрий, не предчувствуя своей участи, отправился на охоту с князем Еруслановым и 20 Татарами; товарищи их, согласно взаимному условию, взяв все, что только могли, выехали верхами в разные ворота и соединились на Пельнской дороге в числе 1000 человек. Как скоро Димитрий отъехал от города около четверти пути, князь Петр, поравнявшись с ним, прострелил его насквозь; потом отрубил ему голову. «Я научу тебя», примолвил князь «топить ханов и сажать в темницу князей, которые служили тебе верно, негодный обманщик!» Шут Кошелев и два боярина не хотели быть свидетелями печального зрелища: ударили по лошадям и не оглядываясь прискакали в Калугу с известием, каким образом кончилась охота.
Татары между тем пустились по Пельнской дороге восвояси, опустошая и истребляя все, что им ни попадалось. В Калуге ударили тревогу, пушечными выстрелами дали знать, чтобы войско собиралось для преследования вероломных, но уже поздно: их нельзя было настигнуть. Только немногие из Татар остались в Калуге, потому ли, что не имели добрых коней, или недоверчивые товарищи не открылись им, неизвестно. Несчастных гоняли из улицы в улицу, хуже, чем зайцев в поле, дубинами и саблями, пока всех не перебили. Так невинные пострадали за виновных! Все доказывает, что они вовсе не знали о злодейском умысле; в противном случае, успели бы спасти себя, или донесли бы о заговоре. Удовлетворив мести, князья, бояре и граждане Калужские отправились туда, где погиб их царь; нашли труп и голову; отвезли бренные остатки в крепость, обмыли их и, приставив голову к трупу, положили царя на стол на показ всему народу. Потом, чрез несколько дней, похоронили его с приличными обрядами в дворцовой Калужской церкви, где он лежит до сих пор. Не забудут и позднейшие потомки человека, который был виною неимоверных бедствий России!
Легко вообразить, с какою горестью узнала о несчастном происшествии благочестивая царица Марина. Давно ли она потеряла одного супруга, теперь лишилась и другого! Она была уже беременна, и вскоре разрешилась сыном. Бояре выпросили у неё себе новорожденного царевича, чтоб укрыть его от убийц и, воспитав тайно, со временем возвести на престол. Москвитяне до сих пор оказывают Марине царскую почесть; какую же перемену произведет в России сын ея, узнают те люди, которые проживут еще лет
Так кончил дни свои Димитрий II; смерть его была ужасна! Долго спорил он с Василием Шуйским за бесценное сокровище; но не мог им овладеть. Да и Шуйский не умел пользоваться: и ему пришлось из монарха сделаться монахом; а яблоко раздора досталось Владиславу.
Низложив Шуйского с престола, Москвитяне отправили его с двумя братьями, Дмитрием и Иваном, и знатнейшими из князей, Голицыными, к Польскому королю, в лагерь Смоленский. Отсюда, по воле Сигизмунда, их отвезли в Польшу, как пленников. Рассказывают за достоверное, что на Варшавском сейме, бывшем около Мартинова дня 1611 года, присутствовал посланник Турецкого султана. Пируя за пышным королевским столом, он желал видеть прежнего царя Московского: его желание было исполнено. Шуйского привели в царской одежде и посадили за стол против посланника. Последний долго смотрел на него, не говоря ни слова; потом начал превозносить счастье короля Польского, который за несколько пред тем лет имел в руках своих Максимилиана, а теперь держит в плену великомощного царя Русского. «Не дивись», отвечал Шуйский, оскорбленный словами посланника, «не дивись моей участи! Я был сильный государь, а теперь пленник; но знай: когда король Польский овладеете Россией, и твоему государю не миновать моей участи! Есть у нас пословица: сегодня моя очередь, а завтра твоя».
Султан, узнав о таком ответе, в 1612 году прислал, как говорят, следующее письмо к королю Польскому: «Мы, султан пресветлейший, сын великого императора, сын высочайшего Бога, владетель всей Турции, Греции, Вавилонии, Македонии, Сармации, король верхнего и нижнего Египта, Александрии, Индии, государь всех народов, блистательный сын Магомета, покровитель и защитник города Псеразира и рая земного, страж святого гроба Бога небесного, царь царей, повелитель всех владык и богов земных, обладатель древа жизни и святого града, государь и наследник всех стран Черноморских — королю Польскому поклон! Дошло до нас, что ты со своими корольками затеял против нас, могущественного и непобедимого императора, злое дело, по внушению людей легкомысленных: расторгнув дружбу и мир, о коем ты прежде умолял нас, забыв обещание не вести с нами войны, ты напал на наши области, все грабил, губил, убивал, жег, истреблял. Теперь жди возмездия: из всех областей, нам подвластных от одного края вселенной до другого, мы соберем силы несметные, подавим ничтожных владык и в Кракове явим пред тобою наше величие; там мы воздвигнем такой памятник, что государство твое вовеки нас не забудет. В знак же сей воли, посылаем тебе меч, стрелу и ядро, обагренные кровью. Наши кони и верблюды опустошат твои поля, да ведает мир, сколь ужасен гнев наш! Как владыка небесный карает богоотступников; так и мы, владыка земной, хотим наказать твое вероломство: гнев наш поразит тебя прежде, чем получишь от нас другое письмо. Вразуми себе все, что мы сказали; если же не поймешь, то почувствуешь. Султан пресветлейший».
Глава XII
1611–1612
Владислава признают царем во всей России. Своевольство Поляков в Москве. Негодование народа. Правосудие Гонсевского. Всеобщая ненависть к Полякам. Ссоры с ними. Тщетные усилия наместника. Вербное воскресение. Патриарх виновник восстания. Кровопролитие в столице. Мужество Маржерета. Пожар и разорение Москвы. Полковник Струсь. Патриарх в темнице. Неистовство Поляков. Ляпунов осаждает их. Сапега и Ходкевич. Заключение.
По смерти Димитрия II, города, воевавшие с Москвою, прислали к жителям ея письмо следующего содержания: «Попутал нас лукавый! Сгубил наше царство проклятый Самозванец! Мы хотим жить с вами в добром согласии; но прежде прогоните нехристей, поганых Поляков: только тогда Россия успокоится и кровь христианская перестанет литься».
Москвитяне отвечали, что они будут рады и благодарны, если областные жители опомнятся и исправятся; но что нельзя нарушить присяги Владиславу: иначе в России никогда единодушие не водворится. Вместе с сим ответом, разослали тайно грамоты, в коих советовали своим единоземцами признать царем королевского сына, чтобы внутренние раздоры прекратились и города воевать между собою перестали; но в то же время убеждали исподволь истреблять Поляков, имевших в России поместья, или просто в ней живших. «Таким образом», писали Москвитяне «государство незаметно очистится от неверных. Мы же с своей стороны довольно имеем сил побить при случае всех Поляков, в столице живущих, хотя они и не скидают с себя ни лат, ни шлемов». Следуя внушению, города присягнули Владиславу в январе 1611 года, и думали оставить Поляков в дураках; но Русские скоро испытали на себе пословицу: не рой яму другому, сам в нее попадешь.