В радости и в горе
Шрифт:
— Может быть, нам поискать дом где-то в пригороде? — предложила Марта. — Нью-Йорк — это не то место, где можно растить детей.
— Конечно, — согласился Глен. Марте послышались нотки сомнения в его голосе.
Машина остановилась у будки оплаты проезда, и Глен молча протянул деньги водителю.
— Но мне все-таки надо сохранить квартиру в городе, где можно было бы жить в течение недели, — сказал он, когда они повернули обратно в сторону Манхэттена. — Я же приглашаю клиентов домой. Не могу же я потом ехать на поезде куда-нибудь в Саннивилл.
— Наверное,
— Ты совершенно права, — сказал он. — Идите ко мне, миссис Лабати, поцелуйте меня.
— Не называй меня так, Глен. Это нехорошо. Я и так чувствую себя виноватой.
— В той комнате для одевания тебя это не особенно беспокоило. — Глен игриво дернул бровью.
— Там было не настоящее, — сказала она. — Настоящее начинается сейчас.
— А для меня и то было настоящим. — Он притянул ее к себе, обхватив руками. — Все будет хорошо, — пообещал он, целуя ее в макушку, туда, где все еще крепко держалась ее фата. У Марты от нее уже начинала болеть голова, и казалось, чтобы ее снять, придется обратиться за помощью к хирургу. — Мы не пожалеем об этом.
Она-то знала, что пожалеет. Она знала, как все будет. По ночам она будет беспокойно переворачиваться с боку на бок и просыпаться от мысли о том, как же она могла так поступить с добрым и любящим человеком, виноватым только в том, что полюбил ее.
А что бы Джинни сказала обо всем этом? — подумала она. Да то же, что и Джози: брось это, не принимай решения, когда голова кружится от шампанского, а чувства беспорядочно толкутся внутри, как маленькие серебристые шарики в автоматическом бильярде. Будь там Джинни, возможность сбежать ей, скорее всего, не представилась бы вообще. А вероятнее всего, мать не дала бы довести дело до свадьбы.
А что скажет отец? Как ни печально, но его она в расчет вообще не приняла. Даже не подумала, чтобы сказать ему обо всем. Может быть, потому, что знала: он тоже не позволит ей сбежать. Теперь, когда уже не было матери, которая вставала бы между ними и приостанавливала бы их схватки, ее отношения с отцом ухудшились, а для сицилийцев нет ничего более святого, чем долг по отношению к семье. И он бы уж сделал все от него зависящее, чтобы она осталась там и выполнила свой долг до конца. Как-то так случилось, что верность традициям перескочила через поколение. Она знала, что все это будет огромным разочарованием для него, что он будет унижен перед всеми своими друзьями и именно в тот день, когда должно было произойти одно из самых значительных событий в жизни его дочери.
Надо сказать ему обо всем как можно скорее. Она позвонит ему из гостиницы, скажет, что с ней все в порядке, конечно, предварительно удостоверившись, что он не сможет ее выследить. Иначе он просто приедет с дядей Нунцио и с кем-то из ее дюжих двоюродных братцев и силой отвезет обратно. Нет, здраво поразмыслив, она пришла к выводу, что, улизнув и ничего никому не сказав, поступила как нельзя лучше.
Она уютно устроилась в объятиях Глена; здесь ей было тепло, особенно по сравнению с ее платьем, не по погоде
Гостиница была шикарной и щегольски-чванливой, обитель поп- и кинозвезд, королей, королев, глав государств, богатых туристов, победителей лотерей и, как оказалось, молодоженов. Она как-то была здесь раньше, на презентации выставки одного радикального африканского художника, проводившейся какой-то галереей, — сейчас она уже не помнила ни названия галереи, ни имени художника. Ее мозг сейчас не может работать на всю свою мощность.
Марта чувствовала себя неловко в своем изодранном свадебном платье и переминалась с ноги на ногу, пока Глен заказывал им номер.
— Позвольте поздравить вас, мэм, — сказал регистратор, пока Глен заполнял бланки. — Мы соответственно случаю приготовим для вас номер и доставим подарки от администрации.
— Мы не… — начала было Марта.
— Мы уедем в свадебное путешествие завтра утром, — прервал ее Глен, сияя широкой улыбкой.
— Да, — сказала Марта и решительно дернула себя за фату, — завтра.
— У вас есть багаж?
— Э… нет. — Настал черед Глена смутиться.
— Если вам что-то понадобится, сэр, обслуживающий номера персонал будет рад вам помочь.
— Спасибо.
На лице регистратора, когда он выдавал Глену электронную карточку-ключ от двери, была все та же неколебимая улыбка.
— Надеюсь, вам понравится у нас, несмотря на ваше короткое пребывание здесь.
И Марта подумала, что же он на самом деле подумал о том, почему они не заказали номер заранее, почему внешний вид невесты далек от нетронутой чистоты, почему ее лицо все в потеках от слез и почему у них с собой нет даже зубной щетки. Он уже тактично отвернулся к компьютеру и стал вводить в него их данные.
— Почему ты притворился, что мы молодожены? — спросила она Глена, пока он вел ее к лифту.
— В основном потому, дорогая, что на тебе подвенечное платье. — Он напряженно улыбнулся лифтеру. — Я сделал что-то не то?
— Да нет, — ответила она. — Нет, наверное. Мне просто немного не по себе.
— Для меня все это тоже очень необычно, Марта, — заметил он ей. — Нам обоим придется приноравливаться к ситуации.
— Знаю, — ответила она, — прости.
Глен обнял ее, и они вошли в лифт; двери за ними закрылись.
— Нам всю жизнь придется на это положить, милая.
Лифт дернулся и пошел вверх, а в животе Марты екнуло и стало тянуть. Всю жизнь. Как часто слышит она эти слова в последнее время.
Глава 40
Джози держала в ладонях лицо Джека и смотрела на него. Он уже не плакал, но был бледен и обессилен, он был мужчиной, которого жена бросила в самый день свадьбы.
— Тебе лучше?
Джек кивнул.
— Мне, наверное, надо еще посидеть здесь.