В рамках дозволенного

Савельева Валерия Андреевна

Полотенцем тоже пришлось вытирать его самой…

Господи… действительно чувствую себя нянькой! Как будто с пятилетним ребёнком ношусь! Личико умыла, головку помыла, полотенчиком чисто-чисто и насухо вытерла, а теперь нужно повести ребёночка ку-ушать с утра.

Но мой "ребёночек" кушать не хотел — терпеливо стоял, пока обсушивала ему полотенцем волосы и тяжело вздыхал. В какой-то момент мне даже показалось, что в вертикальном положении парень держится весьма ровно… но разве могло такое случиться? Всё-таки, если б Тимофей был в силах уже по-человечески двигаться, то не позволил бы какой-то там няньке

ухаживать за ним.

— Ох, пойдём, горе моё луковое… — тоскливо вздохнула, отбрасывая полотенце.

А потом вновь закинула руку парня себе на шею, медленно направившись с ним в сторону комнаты. Кое-как доковыляв с тяжеленной ношей до кровати, сгрузила Тима прямо на неё поверх тёплого цветастого покрывала. Сама тоже присела рядом и сгорбила спину, стараясь отдышаться.

Странное это было ощущение: так спокойно сидеть рядом с подопечным и не слышать с его стороны укоров или каких-либо глупых поганеньких шуточек. Ох-хох-ох, Лада, иногда Тимошка становится даже человеком! Для этого его нужно всего лишь выгулять в клуб и дать напиться в хлам.

Хм, что лучше: Тим-НЕ-человек дома или же Тим– человек, но болеющий с похмелья и в квартире Джоя? Даже не могу выбрать… Наверно, всё-таки первое.

Отдышавшись, поднялась с кровати, заявляя парню:

— Так, я сейчас быстренько чай тебе крепкий заварю. Пока лежи, очухивайся. Может тебе — как его там? — айран принести? У Джоя, поди, должен быть, хотя кто знает эти холостяцкие холодильники? — и вышла из комнаты, пока мальчишка не сказал что-нибудь едкое в ответ. А то с него станется, с пьянчуги мелкого!

Уже выскочив в коридор, я осторожненько, почти незаметно, заглянула обратно в комнату, прячась за дверью, словно нашкодившая младшеклассница. Тимка послушно исполнял приказ: лежал на кровати, свернувшись клубочком, и бессмысленно глядел на стену напротив. Лоб его то хмурился, то разглаживался, похоже, лучше парню так и не стало, но буду надеяться, что он хоть мыслить начал трезво… Пусть уж лучше язвит и пытается от меня избавиться, хотя бы буду знать, что не подохнет в скором времени.

Да, точно! Надо сделать ему чай, мне от тошноты всегда помогает. И найти-таки ж что-либо от головной боли. Кажется, с похмелья оная должна у парня иметься.

— 33-

Чай даже на вид был крепким и горячим. Я следила взглядом за чаинками, танцующими в прозрачной стеклянной чашке, вдыхала терпкий аромат и медленно перебирала мысли в голове. Словно бы доставала из коробки кусочки мозаики, вертела в руках и закидывала обратно, ибо не находила им места в общей картине.

Конечно же, всё, что сегодня случилось, мне казалось огромнейшей ошибкой. Как только могла умная девушка с педагогическим образованием поступить так? И в то же время я прекрасно понимала, что, во-первых, сделанного не воротишь, а во-вторых, даже если бы я отказалась, эти двое всё равно бы угуляли на вечеринку, только в том случае уже "неофициально". И Тимка всяко бы напился, разве что отходил бы тут в гордом одиночестве.

Никаких медикаментов от похмелья я в квартире Джоя не нашла — ну, кроме так любимого подопечным айрана, который парень принимает, походу, за панацею, — так что действительно пришлось довольствоваться крепким чаем. Переставив чашку на поднос, направилась в комнату. Тим за десять минут моего отсутствия будто

и не шевельнулся, лежал, как и оставила его, свернувшись на кровати калачиком и обняв себя руками. Правда, глаза у парня уже были закрыты, казалось даже, он уснул, но словно бы почувствовал движение в комнате и мгновенно открыл глаза. Сейчас серые очи подопечного казались мрачными, почти чёрными, как грозовое небо.

Не знаю, хотел ли Тим что-либо сказать — едкое, как подозреваю — или же нет, но всё-таки он промолчал, внимательно уставившись на поднос, который я осторожно поставила на прикроватную тумбочку. А спустя пару-тройку секунд потянулся за чашкой да едва не расплескал половину содержимого, пока пытался поднести оную ко рту.

Да уж, такому и вправду нянька нужна. Горюшко…

Пришлось помочь парню, не позволив окончательно опалиться, — перехватила его руку, удерживая чашку, в самый последний момент, когда Тим явно уже был готов залить горяченной водой себя и всю кровать в чужой квартире. Сделав первый глоток, Тимофей поморщился, ощутив, вероятно, неприятную горечь крепкой заварки, и хотел было вновь отставить чашку в сторону, но я кинула на него хмурый взгляд, чуть надавливая на запястье, которое всё ещё сжимала. И каким же было моё удивление, когда парень шумно вздохнул, но всё же коротко кивнул и подчинился, делая очередной глоток!

Даже улыбка невольно на губы наползла! Правда, не столько довольная, сколько умилённая: вредный мальчишка казался сейчас таким домашним и милым, даже почти добрым, словно малютка-котёнок или щенок, брошенный злыми хозяевами на улице. Он, крепко обхватив чашку ладонями, малюсенькими глотками пил чай и кидал в мою сторону косые взгляды. Но не недовольные, а, скорее, изучающие.

— И это правда поможет? — подозрительно спросил парень спустя несколько секунд.

— Ну, от тошноты должно, — хмыкнула я. — От похмелья… кто знает? Мне как-то не приходилось лечиться от такого.

Тимка замолчал на некоторое время, делая очередной глоток чая и, видимо, обдумывая полученную информацию. А я продолжала улыбаться, наблюдая за парнем: как он в задумчивости прикусил нижнюю губу, как сощурил глаза, рассматривая чаинки в чашке, и тень от длинных тёмных ресниц мазнула по щекам…

Человек — такое странное существо, удивительно быстро привыкает ко всему: как к хорошему, так и к плохому. Вот и я, кажется, за эти дни… привыкла к Тиму? Мальчишка мотал мне нервы и всячески издевался, стремясь избавиться, я должна ненавидеть его и мечтать разодрать в клочья, а вместо этого ношусь сейчас с ним, как с писаной торбой, оклематься помогаю, а главное, умиляюсь. В таком виде: замученный, усталый, растрёпанный и растерянный, с тёмными кругами под глазами да головой, вжатой в плечи, подопечный действительно был ещё семнадцатилетним мальчишкой, а не суровым хорохорящимся мачо. И такой он куда больше располагал к себе.

Наверное, если бы сейчас он бросил какую-либо остроту или ляпнул пошлость, я бы лишь рассмеялась, не приняв её всерьёз. "Со злости", — решила бы я. Таким ранимым казался мальчишка.

— Что, реально не приходилось? — вдруг подал голос Тим.

— Ммм? — вынырнув из мыслей, попыталась вспомнить, о чём же мы говорили. — А, да, не приходилось. Я медленно пьянею, потому и не перепивала никогда.

— Я тоже… — протянул парень и залпом допил чай. — В смысле, пьянею медленно.

— По тебе заметно, — не удержалась от колкости, за что получила хмурый взгляд.