В рамках дозволенного
Шрифт:
— А если не видел, Егоров, какого хрена ты пытаешься обвинять в чём-то меня? — взвился Стас. Впервые действительно психанул сам, а не пытался вывести из себя Тима. — Кто был за рулём?
— А чья была тачка? — отозвался Тим, но в голосе его слышалось не возмущение, а недоверие. — Ты сам посадил за руль Кирилла?
— Да, только я не знал, в каком он состоянии! — «сокол» подался вперёд, словно собирался кинуться.
— Он был твоим лучшим другом. — Тим уже готов был вскочить на ноги.
Я тоже подобралась, готовясь кинуться в самую гущу событий, если эти двое всё же решат
— Дружба не отменяет того, что это говнюк ширнулся прямо перед обратной дорогой! — Стас кричал, я снова просчитывала в уме возможность того, что подопечного сейчас хорошенько поколотят. Самое обидное: не я. — А я был пьян, Егоров. Тупо пьян, я не мог сесть за руль. И я тоже пострадавшая сторона, если ты не помнишь. — Тим попытался что-то вставить, но Вероцкий оборвал его резким взмахом руки. — Но нет, тебе плевать и всегда плевать было. Малолетнему ублюдку! На то, что я лежал в соседней палате и сращивал половину рёбер. На то, что Веру собирали из кусочков и лоскутков. Ты же с нами не общаешься теперь, ты же выше этого. Несчастный мальчик, которому испортили жизнь, нанимая нянек? — Стас вскочил, обвёл нас всех взглядом, пару лишних секунд задержавшись на мне, и выплюнул: — Пойду выпью чаю. Где кухня сам знаю. Если успокоюсь — продолжим.
И действительно ушёл. Мы остались сидеть в кромешной тишине: ни шороха, ни вздоха. Даже время словно замедлило бег. Я не могла отвести взгляда от двери, за которой скрылся Вероцкий, и всё тасовала, тасовала, тасовала карты. Но как карты ни перемешивай, всё равно хоть один раз за кон да вытянешь пиковую даму. Так же и со ссорами: если есть нарыв, так просто о нём не забудешь. Нарыв обязательно нужно вскрыть, очистить от гноя и обработать, особенно если он гниёт третий год.
Сейчас, в закладывающей уши тишине, в невероятно тягучих мгновениях, я особенно остро осознавала: Димка был прав, что привёл сюда Вероцкого. А Тим будет дураком, если они всё же нормально не поговорят.
— Тим… — начала я, но была перебита.
— Мне тоже нужно выйти, — бросил подопечный и пулей вылетел из зала.
Наваждение спало: секунды снова помчались вперёд, тишина наполнилась звуками. И среди новых звуков я отчётливо слышала громкие шаги вверх по лестнице. Тим думал иначе, он разговаривать со Стасом не хотел. Зато хотела я.
— Дим, — я обернулась к Дериглазову и передала ему колоду. — Тоже зайду на кухню, хочу кое-что обсудить со Стасом.
Димка кивнул. Сейчас он выглядел особенно побитым и несчастным, самым бедным, больным и брошенным щенком на свете.
— Я правда не хотел, чтобы… Просто Вера…
Я улыбнулась. Не знаю, что там у Димы за история с сестрой Станислава, но, кажется, он очень дорожит этой девушкой, раз решился устроить подобную заварушку.
— Ты правильно поступил, — уверила Дериглагова я. — Честно. Насколько я поняла из их криков и рассказов, эту проблему давно уже стоило решить.
— Наверное, — пробормотал Дима, потирая шею. — Иди, я в коридоре Тима покараулю, чтобы он случайно не сунулся. А то мало ли, что решит на ваш счёт, — добавил Дериглазов, повеселев.
Я хмыкнула и покачала головой. А потом всё
Когда зашла на кухню, Стас уже успел залить во френч-пресс кипяток и раздражённо то поднимал, то опускал поршень, устраивая бурю из чаинок. Весьма… многозначный жест. Заметив меня, он остановился и отдёрнул руки от заварника. Весь напрягся, кидая короткий взгляд мне за спину, но, видимо, не обнаружив там ни одного из двух весёлых гусей, чуть расслабился.
— Пришла передать, что меня просят удалиться восвояси? — он покачал головой и вновь дёрнул поршень.
— Зачем восвояси, если в карты втроём играть не так интересно? — улыбнулась я, присаживаясь напротив. — Угостишь чаем?
Вероцкий одарил меня пристальным, оценивающим взглядом — с пальцев ног до самой макушки — и тоже приподнял один уголок губ. Улыбка получилась кривой и похожей на усмешку, но и то уже можно было считать прогрессом.
— Значит, дщерь божья действительно пришла покаяться? — протянул он.
Я не сразу поняла, о чём вообще говорит Стас. Что? Дщерь? Какая?.. И только когда ухмылка Вероцкого стала чуть шире, сообразила: первые мгновения нашей встречи и разговор о…
— Каюсь, падре, платье невыносимо откровенно, а я ужасная грешница… — вздохнула я в ответ.
И мы в унисон рассмеялись. Когда успокоились, атмосфера в кухне была по-домашнему уютная, а не угнетающая и давящая. Вероцкий расслабил плечи и откинулся на спинку стула, слегка прикрыв глаза. Вот он, идеальный момент для пары вопросов.
— Задавай, — бросил Стас спустя пару секунд.
Что? Откуда он…
— Лада, у меня мать тренирует машины для убийства: наёмников, телохранителей, почти специальных агентов — и всё это под прикрытием обычного частного охранного предприятия. Я с детства умею почувствовать подвох…
— Но не помириться с другом, — улыбнулась я, первой наливая себе чая.
— Именно, этому нас не учат, — согласился он, подвигая ко мне и свою чашку. — Так что ты хотела спросить?
Я замялась. Как обычно, спросить хотелось очень многое, но первым стоило выбрать самый важный, самый главный вопрос, который поможет найти ответ уже своим существованием.
— Во время той истории с аварией ты действительно не знал, что тот парень…
— Кир, — подсказал Стас.
— Да, он. Что он колется, — закончила мысль я.
Вероцкий вздохнул, взял со стола чашку и снова прикрыл глаза, поднося её к губам. Осторожный медленный глоток, словно это не чай, а райский напиток, восстанавливающий силы, жизнь и молодость.
— Кололся, — наконец, поправил он.
— Что?
— Кир давно уже не колется. Он погиб в той аварии, сам поплатился за собственную привязанность. Впрочем, кто знает, что с ним творится на том свете, — Стас сделал ещё один глоток. — Но да, я не знал. Иногда ты уезжаешь в военное училище, а твой лучший друг за пару лет успевает так измениться, что пытается угробить себя, тебя… и других. Сестра до сих пор морально не восстановилась, но я рад, что Дериглазов её не бросает, — Вероцкий пронзил меня взглядом. — Только ему не говори, а то загордится и возьмёт наш дом в осаду.