В рай с пересадкой
Шрифт:
— Послушай, уважаемый, — стал пристально вглядываться в лицо Роберта Колька, — а ты случайно не из бывших.
— Из каких это бывших?
— Ну этих… алкашей, которые часто в газетах да по телевизору выступают против вина, да своим опытом делятся.
— Нигде я не выступаю. Я так думаю.
— Чего пристал к человеку, — вмешивается в разговор Рожков. — Делай своё дело.
— Да я ничего. Я просто так… А ты, Никанорыч, может всё-таки примешь? Чего ты ломаешься, как певец на эстраде.
— Нет, брат, не уговоришь.
— Ну, смотрите, вам жить…
В коридор из вагонных купе доносились песни, громкие разговоры, смех. Двое молодых людей с гитарой, дергаясь и размахивая руками, пели что-то модное двум, курящим сигареты девицам, в которых нашли, очевидно, благодарных слушателей.
В дверях показалась Марина. За нею следовал, наигрывая какую-то мелодию, баянист — полный, начинающий лысеть мужчина. Они остановились у первого купе. Марина открыла двери.
— Вот, дорогие товарищи, привела вам музыку. Желаете?
— Давайте, желаем!
— Заходите!
— Прошу любить и жаловать: наш баянист Володя — представила музыканта Марина. — Проходи, Володя, повесели товарищей.
Баянист вошёл в купе. Ему уступили место и он растянул меха баяна. Громко полилась песня.
А в четвёртом купе Колька что-то доказывал Роберту.
— Вот ты говоришь, что ужесточить надо. Хорошо. Ладно, правильно.
— Да, правильно. Конечно, всё надо с умом делать.
— А если ума нет? Зачем в крайности-то бросаться?
Отодвинулась дверь, и в купе вместе с музыкой ворвался голос Марины.
— Товарищи, музыку желаете?
— Просим, просим.
— Вот, познакомьтесь: наш баянист Володя. Проходи, Володя. Повесели товарищей, — пригласила Марина баяниста, а сама куда-то исчезла.
— Садись, брат, — Колька подвинулся.
— Чего сыграть? — спросил баянист.
— Погоди маленько, — остановил его Колька. — Для начала прими немного.
— Ну что вы, — замялся Володя. — Нельзя, я на работе. Да, честно говоря, я уже принял.
— Ничего. Веселей пальцы ходить будут.
— Немножко-то не повредит, — поддержал Селезнёв.
— Ну разве что немножко, — сдался Володя. — Спасибо.
— Скажите пожалуйста, — неожиданно подал голос Роберт. — А вы «Полёт шмеля» композитора Римского-Корсакова сыграть можете?
Колька и Селезнёв с удивлением глянули на Роберта.
— Конечно, могу, — просто сказал Володя и, чуть подумав, заиграл.
— Здорово, — восхищённо произнёс Колька, когда баянист закончил.
— Да, нормально, — поглядел на часы Роберт. — Меньше минуты.
— Давно играешь, Володя? — спросил Колька.
— С детства.
— А под частушки сыграешь?
— Пожалуйста, — растянул меха баянист.
— Иваныч, помогай, —
— Я погожу.
Колька пропел первую частушку:
Меня девушки не любят,
Говорят, что маловат.
Задушевные подруги,
Чем же я то виноват.
Потом он пропел вторую, третью и вдруг остановил баяниста.
— А давай-ка, Володя, русского!
Володя тут же заиграл под пляску, а Колька пошёл плясать и петь частушки, но места было мало и он, отодвинув дверь, выскочил в коридор. Баянист вышел за ним, и пляска возобновилась с новой силой. На музыку собрался народ. Колька пригласил какую-то женщину и пошёл перед нею в присядку, потом пригласил ещё одну, но самого его хватило уже ненадолго и он, тяжело дыша, нырнул в своё купе.
— Ну что, отвёл душеньку? — спросил Рожков.
— Эх, отвёл! Гулять так гулять! Места бы побольше. Развернуться негде. Да ты выходи, не стесняйся, — и Колька вытолкнул Рожкова в коридор, где было шумно и весело, а сам опять вышел за ним.
Женщины плясали, пели частушки, потом все вместе затянули какую-то общую песню. Но всё это, однако, продолжалось недолго. Володю-баяниста уволокли в соседнее от наших ребят купе.
Веселье также неожиданно кончилось, как и возникло. В коридоре вагона снова стало тихо. Колька и Никанорыч пошли к себе. Сергей Иваныч уже лежал под одеялом. Роберт читал книгу.
— Ложитесь-ка лучше спать, гуляки, — предложил Селезнёв. — Впереди много дней — напляшетесь.
— И то верно. Надо отдохнуть от трудов праведных, — согласился Рожков и стал разбирать постель.
Колька выглянул в коридор. Баяниста Володю переводили в следующее купе.
Колька молча забрался на свою полку. Один Роберт, включив настольную лампу, продолжал читать толстую книгу.
Кольке не спалось. Он лежал и смотрел в окно, за которым уже темнело. Мелькали мимо редкие фонари на столбах у дороги, да светились вдали огоньки незнакомых деревень и посёлков.
Колька глянул на Рожкова, потом на Иваныча и тихонько стал слезать с полки.
— Ты чего, Коля, на промысел что ли? — спросил не спавший ещё Селезнёв.
— Да не, я просто так. Покурю пойду.
— А, ну-ну, сходи.
Колька вышел в коридор, встал у окна и достал сигарету.
Спали далеко не во всех купе. То и дело слышался смех, громкие голоса. Вот с шумом отодвинулась дверь дальнего от Кольки купе рядом с проводницей и оттуда вышла Марина. За ней появился один из тех молодых людей, которые раньше были с гитарой. В руках у парня баян Володи-музыканта.
— Я так и знала, — сокрушённо говорила Марина. — Господи, каждый раз одно и то же. И зачем вы его угостили?