В рай с пересадкой
Шрифт:
— А что случилось? — снова спросил Селезнёв, хотя уже догадался, что привело сюда его родную племянницу.
— Смотри — опять с похмелья. Опять домой вчера на бровях пришёл. Надоело всё, — заплакала Клавдия.
Уже не первый раз жалуется она ему на своего Николая, в общем-то неплохого мужика. А давно ли плясал у них на свадьбе…
— Ты что, Николай, меня подводишь? — строго спросил Селезнёв. — Сколько раз с тобой разговаривать об этом?
— А я чо? — попытался возразить Николай, в кабинете начальника
Клавдия всплеснула руками.
— Как все!? Во, нахал, поглядите-ка! Он вчера, дядя Серёжа, пришёл и сперва начал с телевизором спорить, потом стал дикторшу целовать. Меня к холодильнику приревновал и выгонял его из дома. А ночью звал милиционера и просил сводить в туалет. Вот ведь до чего докатился!
— Ясно. Значит, опять выступал?
— А я это так шутил. Что, уж и пошутить нельзя?
— После таких шуток, Коля, обычно врачей вызывают с медбратьями.
— А сегодня какая у них работа, — опять заговорила Клавдия. — Надо с этим кончать, дядя Серёжа.
— Надо, Клава, надо, — согласился Сергей Иваныч. — Сам знаю. Но вчера, ты уж извини, провожали на пенсию Максимова. Ты ведь знаешь?
Сергей Иваныч и сам вчера участвовал в торжественных проводах на пенсию старого слесаря Максимова, с которым вместе слесарил и Николай.
— Провожали на пенсию, а Максимов сегодня опять работает. Так зачем было и огород городить?
— Ну… — развёл руками Селезнев. — Так заведено.
— А мне от этого не легче, — не унималась Клавдия. — Терпеть больше не буду!
Сергей Иваныч согласно закивал головой.
— Ты, конечно, права, Клава. Так что же ты предлагаешь с ним делать? — показал он на Николая. — Ведь я уже не один раз его наказывал. Ты думала об этом?
— Думала.
— Ну, говори.
— Переведи его ко мне.
— Куда?
— Грузчиком на мою машину.
Николай и Сергей Иваныч удивлённо переглянулись и оба уставились на Клаву.
— Да-да, — повторяет она. — Ко мне грузчиком. Только так.
— Ты с кем думала-то? — спросил жену Николай, нервно смеясь.
— А тебя не спрашивают. Тебя здесь нет. Хватит, поиздевался.
— Ну, что ж… — начал было Сергей Иваныч.
— Не дамся!… — перебил его Николай. — Не положено. Нет такого закона.
— Какого ещё закона? — переспросила Клавдия.
— А чтобы муж и жена на одной машине работали. Семейственность получается.
— Такая семейственность делу не помеха, — сказал Сергей Иваныч. — Я согласен.
Но с этим не был согласен Николай.
— Это что же выходит, — не сдавался он. — Дома с ней, на работе с ней, и с работы вместе? За что, Иваныч?
— Ничем не могу помочь, Коля, — развёл руками Селезнев. — Если женщина просит — не могу отказать. А тем более родная племянница,
— Сейчас ведь не год женщины.
— Так надо, Коля, так надо. Ты сам виноват.
— А у меня отпуск на днях. Я лучше в отпуск… — как за последнюю соломинку-надежду ухватился Колька за новую мысль, пришедшую, как видно, только сейчас, но Клава уже взяла его за руку и повела к двери.
— Спасибо, дядя Серёжа, — поблагодарила она Селезнёва. — Пошли. Всё равно ничего не выревишь. Пойдём работать.
У самого порога Колька задержался и, обернувшись, выдохнул с тоскливой безнадежностью:
— За что, Иваныч? Ведь вчера вместе были.
Сергей Иваныч опять развёл руками: хоть и жалко Кольку, но ничего не поделаешь. Селезнёв опустился на стул и пододвинул вентилятор к самому лицу. В кабинет вошла секретарша.
— Извините, Сергей Иванович, — виноватым голосом заговорила она. — Я им говорила, но Клавдия…
— Ничего, ничего, — махнул рукой Селезнев, — всё правильно, Зина, всё правильно.
Секретарша заметила на столе своего начальника молочную бутылку и удивлённо спросила:
— Вы, вроде, никогда кефир не пили, Сергей Иванович?
— Запьёшь… в такую жару.
— Может быть за квасом сходить.
— Спасибо, Зина, не нужно пока.
Секретарша вышла, но двери кабинета Селезнёва, кажется, не думали сегодня закрываться: на пороге появился небольшого роста пухлый, краснощёкий здоровяк в лёгкой рубашке с короткими рукавами, этакий боровичок. В руках он держал целую пачку разных бумаг. Это был профсоюзный «бог» Александр Никанорович Рожков.
— Можно, Сергей Иваныч? — спросил Рожков от порога.
— Заходи, заходи, Никанорыч… Здорово. — Селезнёв встал и протянул руку. — С чем пожаловал?
Рожков положил перед Селезнёвым бумаги.
— Надо, Сергей Иваныч, списки утрясти.
— Какие списки? Садись.
— На получение мест в детсадах и яслях.
— Не горит? — кивнул Селезнёв на бумаги.
— Да сегодня ещё терпимо.
— Ну, тогда чуть позже.
Рожков внимательно посмотрел на Селезнёва.
— Что, нездоровится? — спросил он.
— Да, брат, тяжеловато. А ты, я вижу, как огурчик.
Рожков засмеялся.
— А я, Иваныч, уже полгода, как завязал с этим делом. Вот…
И Рожков достал из кармана связку ключей с деревянным брелоком в виде конусообразной гладкой палочки, на которой были вырезаны насечки.
— Видишь, — продолжал Рожков. — Каждая насечка — трезвый месяц. Уже шесть отметок сделал. Всегда с собой ношу.
— Помогает?
— Спокойно и хорошо себя чувствую. И тебе советую.
— Ни к чему… Да дело и не в этом. Устал я, Никанорыч, измотался весь. Полтора года в отпуске не был.