В Россию с любовью
Шрифт:
— Было такое, — задумчиво кивнула Женя.
— «Кайф» — что-то хорошее. «Чё за фигня» — вопрос «что это такое происходит» в негативном ключе. «Я те чё, новый примус?» — «не надо на меня смотреть с таким удивлением». Вот список слов и выражений, которые я записала, а я записала не всё, — передала она лист по кругу сидящим за столом. Начала с находящейся рядом матриархи, до Жени очередь дойдёт в конце.
— М-да, всё хуже, чем я думала, — покачала головой мама, беря в руки лист, пробегая его глазами.
— А ещё он написал вот это. Это биология, его отчёт об увиденном в микроскопе. — Второй лист пошёл по кругу. Женя не выдержала,
— Где здесь твёрдые знаки? — ещё больше нахмурилась мать. — А вот тут «е» вместо «ять». И тут. «Ять» вообще ни одной по тексту! А…
— А я тебе о чём! — воскликнула Ольга. — После занятия я съездила на факультет филологии и лингвистики в Преображенское, к Анне. Ты её знаешь.
— Как не знать, — усмехнулась мама.
— Показала ей. Она сказала, что текст составлен грамотно. Твёрдые знаки убраны, «ять» и «е» объединены в одну букву. И ещё кое-что по мелочи. И её вердикт: «Это упрощённый русский язык. Как говорим — так и пишем. Было бы неплохо ввести подобный на государственном уровне, но люди слишком привыкли писать как есть. Рада, что кто-то этим занимается». Это её слова. Она сказала, что это не шутка, не… «Прикол», — снова сверилась Ольга с блокнотом. — Текст выдержан в неких придуманных правилах, и этим правилам чётко следует, никаких ошибок.
— То есть по виду это теоретическая разработка нового языка? — понял Поликарп Людмилович.
— Не нового языка, а правил написания текущего. И уровень текста — как если бы это писал профессор филологии, разрабатывающий оный язык в качестве тестового.
— М-да… — Мама сжала и разжала пару раз кулаки, и всех сидящих за столом непроизвольно придавило сверху, но это она не специально.
— Подведу итог, — сказала Ольга. — Совершенно не знает этикета. Постоянно срывается в общении на уличную разговорную речь со сленговыми словами. Постоянно дерзит. С последним и у нашего Саши было неплохо, но этот Саша превзошёл себя прежнего в несколько раз, даже я думала пару раз угостить его фигурой — уж слишком палку перегибает. Задумавшись и временно выпав из процесса контроля поступков, написал текст на экспериментальном теоретическом русском, который не существует, но который соответствует всем лингвистическим правилам. Разбирается в физике в темах, которые не изучал, учебники по которым не открывал. При этом вы видели, как он смотрит на служанок, и главное, как к ним относится?
— О их замечает! — усмехнулась Женя, ибо и сама это отметила. Просто считала блажью потерявшего память братика. Братики они такие, не от мира сего — у всех подруг, у кого есть братья, сходное мнение.
— Не просто замечает. У меня сложилось впечатление, что считает их равными. Кивает им, здоровается. Марину чуть до слёз не довёл — она думала, «царевич так шутить изволит», — перекривила Ольга братову личную служанку. — А он всерьёз. По неосторожности рассыпал бумаги и лично кинулся собирать, хотя она уже бросилась делать это. Вдвоём собирали. Она пришла и говорит: «Если есть неудовольствие, скажите, вашвысочество, я готова на любую другую работу, где по вашему мнению справлюсь, только не гоните прочь».
— Дурында! — хохотнула Женя, а мама лишь ещё сильнее нахмурилась.
— При этом он может писать и нормальным языком — вот то, что они сделали сегодня по домашнему заданию, физика. До дуэли успели. Играет музыку… И, Жень, я оставлю свои слова в досье, что песня была неизвестна Марье,
Тут не согласиться было сложно. Не после всего услышанного.
— В общем, есть странности и в музыке, пусть и без специалистов мы не разберёмся. И на закуску — его поведение. Неприятие окружающего мира. Идея фикс о силе мужчин.
— Расскажите мне про эту дуэль, — заулыбалась «мать Елена».
— Да нечего там рассказывать, — взяла слово глава дружины, тяжко вздохнув. — Не дуэль это была, а дурь Сашина. — Помолчала, подумала. — Оля права, у него как будто пунктик в мозгу, что мужчина должен быть сильнее, чем есть. Как будто неверие, что у нас настолько большая разница. Это понятно, можно списать на амнезию, тем более, что он и раньше ко мне подходил с просьбами научить его драться…
— Против кого, хотелось бы знать, — усмехнулась матриарх.
— Вот и я так отвечала. Так что не скажу, что сегодняшний выпендрёж на пустом месте. Но вот то, что случилось в зале… — Она покачала головой. — Во-первых, он стоял в стойке. Явно кем-то поставленной, узнаю руку мастера. Может мастера плохонького, из подвального спортзала Москворечья для бедных, но всё же, двигался в ней Саша уверенно. Я сама хотела к Ирине подойти, — взгляд на царицу, — но не успела, у вас, оказывается, тут и без меня целое расследование. А второе… — Она снова замолчала и внимательно обдумала следующие слова. — Девочки, Саша никогда не вставал с пола вот так, отхватив, и не рвался снова в бой. Снова и снова, на грани безумия. Это фанатизм, он пытался что-то доказать сам себе. Не прыгал, истеря. Не требовал. Не бил ногами и руками. Не грозил «мамой-царицей», и что «нас всех по стенке размажут». Он молча, стиснув зубы, пёр на Марью, прекрасно видя, что не может её даже достать. Я не такой следователь, как Ольга, но независимо от неё говорю: это не наш Саша. Может лучше, может хуже — не берусь судить, но точно не тот, кого я знала.
— Из-за кромки люди возвращаются довольно часто, — произнесла вдруг Арина. — В моей практике было несколько таких случаев. И эти люди полностью поменяли свою жизнь. Потому, собственно, и становились моими пациентами.
— Родные просили за ними наблюдать? — предположила Женя.
— Вроде того, — кивнула Арина, и Женя поняла — врачебная тайна. Если матриарх княжеского, или сильного боярского рода после клинической смерти начинает чудить, достаться может всему роду. А значит нужна проверка в клинике на дееспособность. Не простой клинике, а где врачи не болтают. Оттого и можно доверять Ромодановской — она, похоже, именно на этом вопросе, проверке на адекватность родственников Великих, и специализируется.
— Если вернулся он — то да, он ОЧЕНЬ изменился, — произнесла тётка Настасья. — Но это не отменяет его стойки. И пусть примитивной, но попытки использовать технику. Будто его кто-то начал учить махать руками, но не доучил. Я это чувствую, и ЭТО Саше взять было неоткуда.
— Арина, мы тебя слушаем, — произнесла мама после паузы, во время которой все сидели, обдумывая происходящее. И Ромодановская, перечитав сделанные только что записи, произнесла:
— Понимаю, что вы хотите спросить. Это называется «Диссоциативное расстройство идентичности», оно же «раздвоение личности». Но то, что вы только что рассказали, не просто не ДРИ. Это совсем не ДРИ!