В сети
Шрифт:
В моих руках много силы — но распорядиться ею правильно труднее, чем просто ударить. Поэтому я выставляю перед собой ладони, когда Саша решительно шагает ко мне, сокращая дистанцию.
Несмотря на все негативные эмоции, женщина во мне берёт верх. В эту минуту она преобладает, потому что я ощущаю его близость каждой клеткой. Чувствую, как от него идёт тепло — знакомое, запретное и нестерпимо притягательное.
Потому что, когда он приближается, во мне упорно отзывается память тела: пульсом, кожей, под кожей. Так, как не должно быть, но есть.
Я выставляю
Твои маски нравились мне больше. Твоя игра была нечестной — но в ней я верила, что в безопасности.
— Отойди, — предупредительно шиплю. — Отойди от меня на расстояние — иначе я закричу.
Слова, которые я заранее продумала, путаются в голове, и теперь я буквально собираю их по кусочкам.
Звучит почти комично, учитывая, что в этой захудалой гостинице нет даже охраны. По крайней мере, мне так показалось. Здесь — обшарпанные обои и старая кровать, на которую страшно садиться без дезинфекции. Даже если меня будут убивать, унылый администратор не сделает ничего, чтобы этого не допустить.
— Всё изменилось потом. Абсолютно всё, когда я узнал тебя ближе, — чётко проговаривает Саша, упираясь грудной клеткой в мои ладони.
Я толкаю его, несмотря на то, что взгляд напротив сверлит. В нём — упрямство, настойчивость и взвинченность, которую я тут же зеркалю. Зеркалю, потому что не верю ни единому его слову!
— Нужно было лучше стараться, если хотел добиться от меня благосклонности! — резко выпаливаю. — Лучше трахать, Саш. Чаще трахать. Усерднее.
На хмуром лице появляется тень. Он на секунду прикрывает глаза и шумно выдыхает.
— Ты понравилась мне ещё до того, как я узнал, кем ты работаешь, — тихо произносит. — Я думал, это очевидно. Потому что если бы ты не пришла на первую встречу — я бы землю вырыл, но тебя нашёл. Я тебе об этом говорил. Не раз говорил. Я думал… это и так понятно.
— Но первый раз тебя не настолько впечатлил, как моя должность.
— Это не так, — крепко сжимает челюсти. — У меня сейчас не те обстоятельства, чтобы заводить отношения с кем-то... вроде тебя.
— С кем-то вроде меня?
Саша перехватывает мои запястья — и будто обжигает. По нервам пробегает горячий разряд, как от удара током.
Меня трясет еще и потому, что я не вижу границ. Даже ненавидя — не вижу.
— Мне хотелось посмотреть на тебя под новым углом, — терпеливо разжевывает Устинов. — Хотелось сравнить свои ощущения до и после... Мне сложно сформулировать свои намерения на тот момент, потому что они были путанными, инстинктивными. Возможно — эгоистичными. Ты… превзошла все мои ожидания, когда я узнал тебя по-настоящему.
Я вырываюсь, потому что кожа на запястьях печёт, и встречаю сопротивление — тугое, как тиски. Плечи каменеют, дыхание сбивается, сердце барахтается где-то в горле.
Настойчивый взгляд напротив горит на сетчатке, как вспышка, — и кажется, я буду видеть его даже с закрытыми глазами.
— Чего ты хочешь от меня? Чего ты, мать твою, хочешь, Саш?
Я моргаю чаще, чтобы не выдать себя. Не показать,
Ярость, которую я испытывала к нему, теперь обрушивается на меня.
Я ведь тоже не рассматривала эти отношения как нечто серьёзное. Интрижка. Яркий секс. Приятные разговоры.
Меня затянуло в глубокий омут настолько быстро, что я даже не заметила. Не успела вовремя среагировать, чтобы спастись и не провалиться в этого мужчину.
— Я не собирался использовать тебя как инструмент для манипуляции, — говорит Саша. — Как рычаг… даже если поначалу всё выглядело именно так. Я не планировал заходить так далеко, но зашёл. А когда хотел рассказать правду — каждый раз спотыкался. Потому что это… пф-ф… — он качает головой, отводя взгляд, — это означало бы поставить точку. А я не был к ней готов.
— Я тебе не верю. Вообще не верю!
— Я не в том положении, чтобы требовать доверия.
— Именно. Ты его утратил... Я предупреждала, что оно было авансом, а не гарантией.
— Извини.
Устинов освобождает мои онемевшие запястья, запрокидывает голову к потолку и проводит рукой по лицу, стирая с него всё — эмоции, вину, тепло. Оставляя только застывшее напряжение на скулах.
— У меня достаточно влияния и связей, чтобы растоптать тебя за то, что ты сделал, — отчеканиваю. — Не знаю, на что ты рассчитывал, когда связался со мной, но, видимо, не прогадал. Потому что я не стану этого делать — несмотря на обиду и уязвлённое самолюбие. Есть вещи, которые я могу не форсировать. Я не стану тебя добивать. Всё, что смогу, — сделаю. И, возможно, даже больше, чем должна.
На секунду мне кажется, что я схожу с ума, раз позволяю себе такое. Инстинкт самосохранения молчит, придавленный чем-то сильнее — тягой, желанием, глупостью. Тоской по нему.
— Ваш внештатный юрист уже плывёт. Если у тебя есть, что на него показать — сейчас самое время. Если ты подписывал бумаги, не вникая, это уже не умысел. А если не давал указаний — докажи. Найди, кто давал, — сбивчиво бросаю. — Ты можешь сотрудничать. Это не признание вины — это позиция. Дай показания. Покажи, что готов отвечать. Возмести ущерб, если его докажут. Переведи деньги на депозит суда — через адвоката. Это сыграет. Возможно, даже позволит выйти на условный. Мне всё равно, как ты это воспримешь... Главное — не забудь, что я здесь вне контекста.
Сказав это, я достаю ключи от квартиры и швыряю их в кресло, разворачиваюсь на пятках и направляюсь к выходу. Запрещая себе даже попрощаться.
Дёргаю за ручку, вылетаю в коридор. Торопливо спускаюсь по ступеням, задыхаясь от нехватки воздуха в душном отеле. Выталкивая себя из этого номера, из этого контакта, из его орбиты.
Я вдыхаю на полную грудь, когда наконец оказываюсь на улице. Свежий воздух режет горло. Лёгкие заново вспоминают, как дышать.
Я… ставлю точку, сажусь в автомобиль и резко трогаю с места, отъезжая не один километр — с пеленой перед глазами, — прежде чем делаю остановку, чтобы открыть телефон, занести палец над перепиской с Лексом и стереть всё.