В сети
Шрифт:
Мы дружим ещё со школы, поэтому об увлечении Яра нумизматикой я знаю примерно с тех времён. Что ему дарить — вопрос не стоит уже который год. Это всегда монета.
Сегодня — чистое серебро. Венский талер Марии Терезии 1780 года. Я искал его пару недель — перебирал каталоги, проверял аукционы и сравнивал состояние.
— Угодил так угодил, Сань, — крепко пожимает мою руку Ярослав, не переставая благодарить. — Мы тебя очень ждали. Правда. И я, и Настюха. Она все уши прожужжала — мол, точно приедешь. И точно ли один?
Меня
— Да я ненадолго, — бросаю. — Мне нежелательно светиться.
— Конечно. Я не настаиваю.
К нам подходит компания, и разговор быстро скатывается в нейтральные темы — до тех пор, пока из соседнего шатра, побольше нашего, не доносится громкий хлопок и взрыв смеха.
Илья, указывая в ту сторону, поясняет:
— Батя сказал, там сегодня прокуратура гуляет.
Это заставляет внутренне собраться. Проследить взглядом в нужном направлении. Трансформировать инстинкт самосохранения в холодный интерес — и принять осознанное решение задержаться.
38.
***
Достаточно пару раз пройтись туда-обратно мимо соседнего шатра, чтобы выцепить взглядом знакомый силуэт среди толпы.
Это небольшая, но довольно закрытая тусовка, которая почти не выходит за пределы своего сектора.
О том, что рядом отдыхает прокуратура, — по большому секрету сказал отец Ильи, владеющий базой и предпочитающий быть в курсе, кто и где у него собирается.
Я упираю руки в бока, притормаживая у открытого участка под солнцем, которое ощутимо печёт в макушку. Мне бы стоило держаться подальше, но я — вне кадра, а вид отсюда отличный.
Оля заливисто смеётся, стоя рядом с пожилой женщиной и лысоватым мужиком. Заколка зажата у неё между губ, пока обе руки ловко скручивают волосы в нетугой жгут. Движения — быстрые, почти машинальные. Она закрепляет пучок на затылке, и несколько прядей мягко падают вперёд, ложась на скулу и вдоль линии шеи.
Этот жест выбивает весь воздух из лёгких, отшибая память. То, куда и зачем я шёл, напрочь вылетает из головы. Как и то, что вообще собирался просто посмотреть. Желательно — недолго.
Стоило наматывать круги вокруг её дома, чтобы случайно пересечься совсем в другом месте. Но если там ещё было хоть как-то безопасно, то здесь — перекинуться даже парой слов уже выглядит как риск. Слишком открыто, слишком много внимания, слишком, блядь, не вовремя.
Я возвращаюсь в наш шатёр и сажусь в плетёное кресло рядом с Ярославом.
Девушки располагаются вокруг низкого стола, громко переговариваются и раскладывают карты — с азартом и театральными вздохами, будто от этого действительно
Из данного угла можно время от времени посматривать в сторону соседнего шатра, хотя вид не такой удобный, как с той поляны, где я стоял раньше. Всё же мне удаётся ловить Олю в фокусе — пусть и мельком.
Вокруг неё постоянно кто-то вьётся, загораживая обзор: то толстяк в светлом костюме, то женщина с пышной причёской, то кто-то из персонала проходит мимо.
На ней клетчатая рубашка, завязанная узлом на животе, и короткие джинсовые шорты, подчёркивающие стройность ног и округлость бёдер. От одного взгляда становится трудно дышать — и тяжесть в паху ощущается особенно отчётливо.
Я чувствую себя на взводе. Заряженным до щелчка. В теле и в мыслях — гул. Всё внутри работает на перегрев, в том числе и кровь. Кажется, ещё пара лишних секунд — и меня просто вынесет.
Разумеется, это не ускользает от Яра.
Все его шутки, аккуратно сводящиеся к тому, что мне не помешало бы трахнуть Настю, звучат с той самой интонацией, от которой чешутся кулаки. Не по-настоящему — просто чтобы сбить ухмылку. Он слишком точно попадает в суть. Ошибается только в объекте.
— Саш, а хочешь, я тебе погадаю? — спрашивает Настя, подползая на коленях к моему креслу и устраиваясь у моих ног.
Я протягиваю ей руку и откидываюсь на спинку, ритмично покачиваясь. Вода со льдом в пластиковом стакане, зажатом в другой руке, уже давно превратилась в чай.
Настя берёт мою ладонь, разворачивает и, нахмурившись для убедительности, проводит пальцем вдоль главной линии. Затем — по диагонали, слегка надавливая. Не знаю, что она делает, но это приятно, и отталкивать не хочется — да и вообще, я не привык так обращаться с девушками.
— Ясно-о, — тянет она. — Тут у нас бурная жизнь с перепадами. Но долгая. До девяноста дотянешь — если, конечно, не полезешь туда, куда не стоит.
Смещает палец и ведёт дальше, по следующей линии.
— А вот это… любовная. Похоже, ты сам не до конца понимаешь, чего хочешь, Саш. Или понимаешь — но делаешь вид, что сейчас это не вовремя.
Я поднимаю взгляд, чтобы привычно контролировать прокурорский шатёр — и в грудь со всего размаху прилетает. Потому что в этот момент Оля смотрит прямо на меня. Не мимо, не вскользь. В точку. Прямо, сука, в цель.
Она бегло пробегается по моему лицу, потом по телу — и замирает на Насте, всё ещё устроившейся у моих ног.
Курносый нос морщится, губы сжимаются в тонкую линию.
Руки скрещены на груди, поза упрямая. Я бы сказал — воинственная. Кажется, я читаю её без слов. И в этих словах нет ничего хорошего.
Я бы объяснил ей лично, что в этой встрече действительно нет никакой постановки — просто случайность, выбившая из равновесия, если бы не десяток чужих глаз. Очень внимательных глаз.