В сети
Шрифт:
Вместе со щёлкнувшим чайником в помещении воцаряется тишина. Пока я заливаю чашки кипятком, Саша откладывает телефон в сторону, откидывается на спинку стула и широко расставляет ноги. Одну руку кладёт на бедро, а второй барабанит по столу.
— Какой… у тебя срок? — спрашивает нейтрально.
— Двадцать первая неделя, — отвечаю, бросая беглый взгляд через плечо.
— Половина.
— Да.
Я заставляю себя улыбнуться, но, скорее всего, эта улыбка выходит кривой. Пояс на халате ослабевает, и мне приходится прерваться, чтобы затянуть
— И когда ты планировала сообщить?
— Я хотела передать через адвоката, но у него не нашлось для этого времени. Потом — всячески намекала тебе в сообщениях уже после вынесения приговора. Наталкивала на мысль на примерах книг.
— Через постапокалипсис.
— Почему бы и нет?
— Ну, потому что мы обсуждали разное. Например, религию, — но это не означает, что я после этого уверовал.
Щёки заливает краской, и я разворачиваюсь, воинственно скрещивая руки на груди. Воздух стремительно накаляется. Гормоны, которыми я напичкана, ещё не пришли в норму, поэтому я готова вспыхнуть от любого намёка, который сочту вызовом.
— Ты меня сейчас в чём-то упрекаешь? — интересуюсь, выгибая бровь.
— Ни в коем случае, — Саша примирительно вскидывает руки. — Просто интересно: если бы мне не дошло до девятого месяца, тогда были бы другие варианты, как об этом сообщить?
— У меня были другие идеи, да.
— Хорошо.
Мы открыто смотрим друг на друга, выдерживая затяжную паузу, которая расшатывает мои нервы в хлам.
По лицу Устинова сложно считать хотя бы намёк на то, что происходит у него внутри.
Я взрослая девочка и не ставила никаких завышенных ожиданий, но одно дело — не ждать, а другое — всё-таки не получить.
— Вне зависимости от твоего решения, с самого начала, как я узнала о беременности, у меня не было ни единого сомнения в том, чтобы оставить ребёнка, — строго проговариваю. — Его нет и сейчас — в том, что я справлюсь. С тобой или без тебя.
— Какие ещё выводы ты сделала за время беременности?
Саша пружиной поднимается со стула, шагая ко мне. В его движениях статика, как у хищника. Хочется убрать скрещённые на груди руки и выставить их перед собой, но внутри что-то обмякает, и я не двигаюсь, потому что не могу.
Поставив ладони по обе стороны от моих бёдер, Устинов нависает скалой, окидывая меня взглядом сверху. От него исходит тепло, которое плавно окутывает меня с головы до ног. Меня топит от запаха. Заполняет эмоциями. Разными. Несмотря на то, что в вопросах о родительстве я получала порой удивительные ответы, генофонд Устинова, буду честна, достаточно хорош, чтобы хотеть от него детей.
— Из двадцати недель — шесть я провела в больнице, и единственное, что может меня расстроить, — это только то, что касается здоровья ребёнка. Сына. У нас будет мальчик.
Саша кивает, давая мне возможность продолжить. Я опускаю глаза на уровень широкой грудной клетки, чувствуя, как горло сжимает тугим кольцом.
— Я знаю, о чём говорю. Знаю, потому что многое
— С тобой можно будет сходить в следующий раз?
— Можно, — отвечаю на выдохе.
Халат соскальзывает с моего плеча, когда я резко дёргаю головой в сторону. Вместо того чтобы вернуть его на место, Устинов наклоняется и касается губами моей ключицы. По телу проносится дрожь. Он прижимается чуть сильнее, щекочет кожу щетиной, оставляя невесомый, почти неуловимый след.
— Что ещё мне можно? — продолжает напирать с вопросами. — Выбирать вместе коляски и пелёнки? Привозить витамины? Держать за руку, когда страшно?
— Всё это можно.
Я вскидываю подбородок в тот момент, когда Саша отстраняется от моего плеча, и наши взгляды встречаются. Его — колет, почти печётся. Мой… не знаю, что в нём.
— Замуж тебя тоже позвать можно? Или ты какую-то другую роль для меня определила?
Это не выглядит как романтическое предложение, но романтика — это не то, что подходит нашим отношениям. Несмотря на спонтанность, которая толкала меня на встречи с Сашей, где-то подсознательно я давно чувствовала: как бы мы ни притворялись, что эти встречи — не свидания, между нами всё равно что-то строилось.
Летом, у реки, он сказал, что хотел бы видеть меня своей женщиной. Сказал об этом без шуток. Как умеет — прямо. Иногда, чтобы двум людям быть вместе, не нужны грандиозные поступки. Только желание. Компромиссы. Достаточно просто этого захотеть.
Нервно сглотнув, я черчу взглядом линии по красивому мужскому лицу. Азарт и эйфория — это то, что сейчас кипит у меня внутри, ускоряя пульс и заставляя напряженно вибрировать грудную клетку.
— Можешь попробовать позвать, — машинально выпаливаю. — Но учти, что у моего отца на тебя целое досье, и он вряд ли будет рад такому родству.
— Меня это не пугает. У меня на него тоже есть.
Я невольно улыбаюсь, сгребаю ворот белоснежной рубашки в кулаки и притягиваю Устинова ближе. Его лоб бодает мой, дыхание греет, губы задевают, дразнят, а затем захватывают мои в требовательном поцелуе. Это совершенно точно про признание, про шанс и совместные планы.
И один из таких планов уже намечен на ближайшие выходные: мы едем знакомиться с моими родными.
56.
***
Из-за плотно завешенных штор сложно понять, который сейчас час, но по ощущениям — раннее утро, потому что спать хочется адски.
Пробуждение приятное, особенно когда мужские губы начинают покрывать моё тело, съезжая с груди к лобку, пока язык не погружается в меня глубоко и точно, заставляя выгибаться и жадно хватать воздух.
Саша ласкает меня уверенно, напористо, скользнув ладонями под ягодицы. Бёдра подрагивают от нарастающей волны наслаждения.
Мои пятки упираются в его плечи. Грудь высоко вздымается.