В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии

Гуссерль Эдмунд

Итак, на первом месте стоит вопрос, насколько независимы друг от друга феноменологические и онтологические констатации, независимы ли или насколько независимы друг от друга истины о чистой субъективности и объективные истины, или, соответственно, что закономерно значит или может означать эта независимость, если она существует.

Ибо некоторая независимость, очевидно, существует. Если я предполагаю, что некая вещь действительно существует и обладает такими — то и такими — то свойствами, а следовательно, что соответствующие суждения истинны в себе, что они обладают «вечной значимостью», то очевидно, что тем самым для меня и всякого опытно постигающего вещи субъекта предписывается правило, согласно которому отныне я не могу иметь однозначным образом любой опыт, но привязан к определенной системе опыта. Я могу интуитивно усмотреть (einsehen), что это имеет место не только применительно к той или иной опытно постигнутой вещи, которую я предполагаю поистине существующей, но значимо для опытно постижимой вещи вообще, a priori, относительно субъекта возможного опытного постижения. Если я сужу о вещах как таковых, если я выношу «позитивные» суждения, если я сужу просто «о» них в суждениях о том, каковы они, а в экзистенциальных суждениях позитивного

типа — что в такое — то и такое — то время, в таких — то и таких — то местах (разумеется, мира) находятся вещи с такими — то и такими — то свойствами (что они «существуют»), то я сужу не об опытно постигающих субъектах и их опытно постигающем и прочем сознании, а именно — чисто как об опытно постигающем [сознании] об этих вещах. Если я сужу психологически, если я сужу вообще рефлективно, но естественным образом, то я позитивно сужу о людях и душевной жизни людей; я могу дойти и дойду при этом вплоть до того, что буду судить о человеческом опытном постижении и мышлении о вещах (von Dingen) и, при обстоятельствах, о том, как выглядит это опытное постижение при ближайшем рассмотрении. Но в этом случае в тему проникнут позитивности.

Я могу, однако же, тематически заключить в скобки всякую позитивность, я могу, вместо того, например, чтобы судить о вещах позитивно, судить чисто о моем или чьем бы то ни было опытном постижении вещей, «этих» определенных вещей, которые я, или он, или мы сообща постигаем в опыте, или о постижении возможных вещей, возможных вообще, причем интерес суждения не сосредоточивался бы тематически на этих вещах, на том, каковы они, где и когда они существуют и как они изменились, как каузально определили другие вещи и т. д., или, соответственно, в установке на возможности: как бы они определились как возможности, как «мыслимые» вещи в «как бы» и т. д. Но все это так, что «вне игры» остается не только бытие этих вещей или возможных вещей, что означает не что иное, как то, что не реализуется направленное на них тематическое исполнение (Vollzug), суждение в чистом виде (das schlechthinnige Urteilen), но что в равной мере не реализуется всякое объективное суждение в чистом виде и всякое, даже имплицитное, сополагание позитивностей вообще, более того — что оно выводится из игры в сознании эпохэ. Следовательно, таким образом я могу исследовать чистую тематику субъективности и при этом, в этих общих рамках (или, соответственно, в том универсальном эпохэ), исследовать чистую тематику опытно постигающей субъективности как опытно постигающей «вот эту вот вещь» или опытно постигающей, по мере возможности, вещь вообще, и при этом высказывать, в очевидности, истины, которые я всякий раз могу доказать. В этой тематике мне ни разу не придется столкнуться с эмпирически онтической или онтологической (говоря вообще, позитивной) истиной. И наоборот — находясь в установке позитивности, я никогда не столкнусь с истиной феноменологической.

Естественно, не исключено, что я сужу ложно в той и другой тематической установке, что я сам могу констатировать, перейдя к очевидности (в одном случае — позитивной, в другом — феноменологической), и мои онтические суждения могут быть правильными, соответствующими онтическому (объективному, позитивному) опыту, а феноменологические — неправильными (при переходе к феноменологическому опыту или очевидности как расходящиеся с постигнутым в феноменологическом опыте), и наоборот.

Оба типа суждения и познания независимы, но это не означает, что утверждение, что они не имеют друг с другом ничего общего, будет одинаково истинно для обеих сторон, — напротив. Ведь в то время как я, судя чисто феноменологически, открываю универсум чистой субъективности во всех его действительностях и возможностях, я постоянно обладаю опытом мира и, возможно, «опытно постигаю» даже в моей естественной жизни идеальные позитивности (я исполняю математическую очевидность etc.), вся эта жизнь является моей темой со всем, что есть в ней как в опытно постигающей, позитивно мыслящей etc. теме. Если для меня как рефлектирующего феноменолога мое (в позитивном опыте и всей позитивной жизни) тематическое обладание теми или иными позитивными темами (вещами, вещественными порядками (dingliche Sachverhalte), математическим etc.) тематично, то в смысле феноменологического эпохэ эти тематические темы сами моими темами не являются. В самом деле: «Я не сужу "просто" о позктивностях» — это лишь иначе выраженная мысль, что я (как феноменолог) исключаю эти темы. Но, с другой стороны, в силу того самого, что позитивные опыты, суждения и прочие позитивно направленные акты сознания суть мои темы, и не только как единичные акты, но и как бесконечные и неконечные (endlose und unendliche) синтезы, все позитивные истины как поистине сущие позитивными «со» положены в моем поле. Что бы я ни констатировал как истинное бытие и какие бы истины я ради этого ни обосновывал, все это как Истинное констатирование и обоснование есть равным образом моя тема, есть общий заголовок для феноменологических тем. Следовательно, то из истинного, что имею я и что имеет и когда — либо может иметь субъективность вообще, входит в мое поле; и если бы я сам не имел позитивных истин в статусе прогрессирующего подтверждения (fortschreitender Bewahrung), ничего феноменологического из этого я бы сделать не смог.

Но, правда, как феноменолог я обладаю истиной все же иначе, чем позитивно направленный человек. Как феноменолог я обладаю позитивной истиной только лишь как тем обладанием позитивной истиной, в котором я имею его как обладаемое позитивно направленного Я; и «в чистом виде» я имею лишь это обладаемое обладание как таковое. В любое время я могу отступить назад, в тематическую установку позитивности, а стало быть, могу судить просто о позитивном, и это «отступление» означает, что в феноменологическом сознании, в конкретном содержании его тематики позитивное суждение (Urteilen), интуитивное усматривание (Einsehen), познавание (вообще позитивное сознание) со всеми своими истинами заключено так, что я в любое время имею его в пределах своей досягаемости, причем абсолютно непосредственно. Поскольку прежде я должен был быть в естественной, позитивной установке, я в самом деле имею тогда право говорить о возврате, об отступлении назад в позитивную <установку>.

Далее, из такого положения дел, очевидно, вытекает, что способ моего суждения о позитивном благодаря феноменологическому эпохэ претерпел изменения. Это то же самое суждение, тот же самый опыт, то же самое теоретизирование и т. д., точно с тем же старым содержанием, только модифицированным в характере исполнения (in der Vollzugsart), а выражаясь точнее, в характере тематизирующего

исполнения. Решающим для всякой философии фактором будет то, что возможно именно такое изменение тематического исполнения, исполняемое при полном сохранении содержания всякого действия Я и сознания (которое по сути своей (wesensmassig) есть тематическая деятельность (Tun)), которое [сознание] не отказывается от выражения позитивной тематической точки зрения в естественном смысле исполнения взаимопротивопоставленных (gegengerichteten) точек зрения (Stellungnahmen) и все же выводит «из игры» всякую такую точку зрения, делая ее неактуальной путем исключительной актуализации чисто субъективного интереса. Однако при этом соответствующая позитивная точка зрения модифицированным образом объемлется этим интересом. Отныне темой становится позитивное обладание и обладаемое как таковое, позитивное полагание и его полагаемое, его положение, его тема, но как положенное в нем (естественно, это может повториться на более высокой степени, что, впрочем, не создает скольнибудь значительных осложнений). Всякая позитивная истина, обоснованная в позитивной очевидности, входит в универсальную сферу возможного феноменологического опыта как индекс, заголовок, тематический смысл возможного познания и идеальной совокупности, целостной системы (Gesamtsystem) возможного такого познания как возможных конкретных феноменов трансцендентальной субъективности со всеми структурными взаимосвязями, которые их в себя включают или требуют. В обозрении (Durchlaufen) эйдетических возможностей чистой субъективности, в целом (im All) этих возможностей должны выйти на свет все истины. Если субъективность вообще можно идеально вообразить (vorstellig machen) познающей или даже сконструировать [ее] a priori, то она конструируется также как познающая истина, а это значит — как опытно постигающая, как мыслящая и, наконец, доказывающая в модусе обоснования, в том модусе, в котором она говорит и может сказать, в модусе переживания очевидности, что она не только вообще судит, но и овладевает «истинным» бытием.

[Утверждение,] что тематическая направленность на какое — либо сущее (ein Seiendes), или, что то же самое, бытие — в–тенденциознойпознавательной — установке, означает следующее: соответствующее судящее Я направляет свой взгляд на положенное, а именно — так, что оно не только полагает его само в разнообразных новых полаганиях как то же самое и последовательно (fortgehend) определяет его по — новому, но что оно стремится путем подтверждения (идентификационных синтезов наполнения (Identitatssynthesen der Erfullung)) придать своему полаганию и последовательным определениям соответствующих субстратов форму окончательности, — [это утверждение] само по себе является феноменологической интуицией (Einsicht).

Таким образом, позитивная наука выступает здесь, руководствуясь здесь идеей субъективности как [субъективности] исследующей, теоретизирующей, доказывающей, причем все это — с такими — то и такими — то смысловыми содержаниями, тезами, модализациями etc., а с другой стороны, все это — в конкретике жизни сознания с ноэтико — ноэматическими содержаниями, без которой [конкретики] вся эта тематика теории, как показывает феноменология, немыслима.

Таким образом, позитивная истина как истина не только независима от истины феноменологической, но, мало того, сама «заключена» в феноменологической [истине], хотя никогда и не является в феноменологии темой. Никогда в ней не является темой то самое, что в рабочей установке позитивной науки оказывается темой при самом первом приближении.

Пускай смена установки, которая дает возможность вновь, не обинуясь, сделать с позиций феноменологии все позитивное темой и выставить его в его позитивности, будет отныне означать отказ от феноменологического модуса суждения, суждения о чистой субъективности. Но фундаментально теперь следующее: коль скоро я однажды обрел те феноменологические познания, которые отсылают меня назад к какой — либо позитивности, и коль скоро они свойственны мне как неизменно для меня значимые познания, то теперь позитивность последующей прямой (geraden) установки приобретает новый характер [546] .

546

См. следующую страницу!

Я должен различать между жизнью в наивной позитивности и жизнью в той позитивной установке, которая сменяет феноменологическую установку и ее феноменологическое познание. Ибо, пока я жил в наивности, я ничего не знал о сущностных необходимостях феноменологического познания, ничего не знал о сущности жизни, в которой существовала позитивность и в которой позитивное истинное бытие и теоретически позитивная истина «выступала» как усмотренное, подтверждающееся различным образом. Я ничего не знал о том, что здесь существуют определенные сущностные отношения между позитивностью и чистой (трансцендентальной) субъективностью, делающие одно неотделимым от другого и сообщающие позитивным истинам сущностный смысл идей и соответствующих структурных законов чистой субъективности. Теперь же, в силу того, что такое знание имеет место, всякая позитивность в выполняемом теперь прямом обращении взгляда на нее и в синтезе двустороннего сознания несет клеймо конституирующейся в чистой субъективности. Благодаря этой комбинированной установке из просто субъективности (догматической) получается, можно сказать, позитивность трансцендентально раскрытая, проясненная, обоснованная. Теперь я снова сужу позитивно, и при новом возврате в феноменологическую установку я, думается, затем смогу, почти как в естественной рефлексии, судить одновременно о чистом сознании, а значит, располагать бесконечностями чисто субъективного как своим горизонтом, и тем не менее одновременно принимать мир и всякую позитивность как тему, полагая их самих в чистом виде.

После обоснования феноменологии или, соответственно, познавательной жизни в трансцендентальной установке, выявляются весьма замечательные типы отношений к позитивностям и весьма замечательные взаимопереплетения феноменологических и позитивных полаганий или, соответственно, данностей. Если из феноменологической установки или, соответственно, тематически я возвращаюсь назад, в [установку] естественно — позитивную, то позитивный характер деятельности моего сознания (mein positives Bewusstseinsverhalten) и его темы приобретают новый пласт значимости; мое опытное постижение, мышление, оценивание etc. и то, что в них опытно постигается, мыслится, оценивается, мое интуитивное усмотрение, как и то, что в нем усматривается, равным образом вся проистекающая отсюда неизменная убежденность со своими (например, научными) истинами — стало быть, мир! — все обретает и несет новый пласт значимости: пласт, порожденный феноменологическим познанием.