В шаге от восхода
Шрифт:
– Что-то не получается? – спустя две минуты наблюдения за тем, как мой телефон разве что еще не лобзают, я забеспокоилась и подалась вперед.
– А, нет-нет, уже разобрался, – спешно заверил меня гид и направил камеру телефона на мою скромную персону у окна. – Улыбочку, Мари-чан.
Я бы и рада. Но желание улыбаться Миямото, пускай и для фотографии, отпало напрочь. Поэтому я просто произнесла про себя «Минато Мирай».
– Отлично получилась! – восторженно отозвался фотограф, словно запечатлел по меньшей мере шедевр искусства. – Только нужно чуть поближе встать. Ну-ка!
– Одной
– Чт… – только и успела я произнести под короткую трель, весело возвестившую о том, что моя ошеломленная физиономия только что была увековечена в памяти чужого телефона.
– Вы серьезно? – взбунтовалась я, отпихнув от себя возмутительно-довольную морду гида. – Зачем вы это сделали?
– Что-то не так? – от его приторно-беспокойного голоса у меня заныли зубы. Впрочем, допускаю возможность, что зубы свело вполне ожидаемым желанием членовредительства.
– Извини, я по привычке, – самоуверенно продолжал он, пристально оглядывая мое лицо, которое предательски заливала жаркая краска негодования и неловкости, – обычно все туристы хотят сделать со мной селфи.
Охотно верю. Некоторые туристы в моем лице действительно хотели сделать его фотографию. Для надгробия, к примеру.
– Говорила же, привычки нужно менять, – разбавил наш диалог знакомый голос, которому, признаться, я была ужасно рада.
– Тори-чан! – судя по искренней лыбе, Ларри был рад не меньше.
И напрасно.
Викториа ловко выхватила телефон из его рук и, проделав пару манипуляций, вернула его хозяину.
– Удалено. Можешь не волноваться, – мягко сказала она мне и бросила грозный взгляд на напарника. – Группа снова разбрелась по Тауэру, а скоро отъезжать. Пора всех собирать.
– Как скажешь, Тори-чан, с этого этажа и начну, – бодро отсалютовал ей Ларри, не прекращая улыбаться, пока девушка не скрылась в лифте.
Только после этого он позволил себе расслабленно выдохнуть.
– Уф, у меня иногда от нее мурашки по коже. У тебя такого нет? – обратившись ко мне за поддержкой, Ларри безусловно ошибся адресатом, поскольку на меня Викториа как раз произвела самое приятное впечатление. О чем я тут же не замедлила сообщить, правда, в несколько завуалированной форме.
– Викториа, вы что-то забыли? – как можно более естественно спросила я, глядя поверх левого плеча Ларри.
Миямото сначала побледнел, затем посерел и даже слегка скукожился.
– Тори-ча… – мгновенно налепив на лицо самую медовую из имеющихся в арсенале улыбок, он быстро оглянулся, чем допустил стратегическую ошибку: на ослепительный свет его улыбки тут же начали слетаться очаровательные стайки хищных до знаний и рассказов мотылей-туристов во главе с Нелией.
Ларри посмотрел на меня, как на предателя, и удрученно покачал головой.
– Обозналась, – пожала я плечами и поспешила выбраться отсюда прежде, чем выходы из Миямотовского окружение будут перекрыты окончательно. Его уже не столь бодрый голос, пытающийся заглушить гул перекрикивающих друг друга туристов, стал усладой для
Быстро покинув башню, я поспешила к набережной, на ходу вынимая наушники. Музыка всегда действовала успокаивающе, сработало и на этот раз. А нежные изгибы ласковых прибрежных волн и вовсе быстро вернули к равновесию.
Этот Ларри, будь он неладен! Вот чего пристал? И не боится же, что могу отзыв нелестный оставить или вовсе жалобу накатать. И откуда знает, что делать этого все же не стану – не так воспитана. Зараза!
Только сейчас я в полной мере осознала, отчего мне так неприятен этот тип. Лари не заигрывал со мной. Не флиртовал и уж точно не пытался за мной ухаживать. Он играл. Холодно, расчетливо и методично он расставлял игровые фигуры на доске и уверенно вел свою партию к известному только ему исходу. И сильно сомневаюсь, что для меня итог будет благоприятным. В лучшем случае отделаюсь изрядно потрепанными нервами. В худшем…
Ну а в худшем, Ларри, я приму твой вызов. И уж можешь мне поверить: есть демоны куда страшнее чертей в моем тихом омуте!
Я злорадно хмыкнула: фантазия не преминула подбросить с десяток найэпичнейших способов расправы.
С этими мыслями я зашла в пока еще пустой автобус. Должно быть, взгляд мой был полон мстительной кровожадности, потому как водитель стал часто и с беспокойством на меня поглядывать, что для японцев совсем не свойственно. А десять минут спустя и вовсе поднялся и, повозившись с верхней панелью, выдвинул небольшой телеэкран. Полагаю, для того, чтобы отвлечь от себя мое внимание. На всякий случай. И на этот же случай Вакаба-сан покинул автобус.
А мне что? Я с удовольствием уставилась на экран, отмечая подозрительно знакомые кадры. Ну разумеется, это же известный японский фильм ужасов о мстительном призраке черноволосой девочки! Так-так, помимо неуемного любопытства наш водитель, оказывается, обладает еще и черным юмором, который в японском обществе, как правило, непонятен и, как следствие, абсолютно неприемлем.
Фильмы ужасов я любила. Но вот жутковатые кадры, щедро приправленные потусторонним шелестом и шумом несправного экрана, в плотном сумраке автобуса разносили вполне ощутимую ауру тревоги и даже страха. Я не удержалась и встала с твердым намерением разыскать какую-нибудь живую душу, поскольку мертвых уже хватало с переизбытком. Но тут в ответ на мой немой призыв живая душа нашлась сама: в автобус вошел Рен и со всего маху задел макушкой экран. Изображение на экране тут же стало четким, а на Реновском лице – недовольным. И я едва не покатилась со смеху в проход.
– Тебе здешнего колорита мало? – попеременно то хмурясь, то улыбаясь, осведомилась жертва японских невысоких потолков и кивнула на экран, который, как оказалось, вещал на чистейшем японском без какого-либо намека на перевод.
– Прости, – видит небо, я старалась, как могла, сдержать смех, но увы, – пожалуйста, прости. Просто я тоже вечно пересчитываю косяки головой, поэтому мне это так знакомо. Сильно задел?
– Самолюбие? Да, – глядя на меня, Рен и сам не смог удержаться от смеха. – Будет шишка, но мне не привыкать.