В шашки с Судьбой
Шрифт:
– Доброго дня,- в аптеке в такой ранний час народу почти и нет. Двое мужчин что-то мнутся у дальних стеллажей, за специфическими зельями пришли что ли?
– Ну вот опять, я тебе говорил, надо сразу взять и уйти. А ты подождем пока никого не будет,- тихо прошипел один другому.
– Ну все-все, эта курица уйдет и сразу купим.
Аптекарь совсем молоденькая девчонка тяжело вздыхает. Может сказать им что все аптеки зачарованы по одном принципу - все разговоры у стойки с кассой слышны идеально. Слишком часто
– Тень порешили, а деньги он не вернул, гаденыш. Не мог расплатится а там уж и дохнуть.
– Ага, какие только заказы не брал, а порешили за тупую бабу,- противный смешок.
– Ну кто знал, что Рубака ту служанку сношает? На ней ведь не написано было.
– Теперь весь квартал знает - дуэль была ого-го. Одно хорошо - оба откинулись.
Аптекарь укоризненно вздыхает:
– Ох уж эти боевики, мужичье неотесанное. Девочку дико жалко, хоть и не блюла себя. Но и с Рубакой с одним спала. Хорошая, знатной госпоже служила.
Стало так противно. Сама-то небось тоже не блюдешь себя, да только ты ведьма, с бляхой и лицензией, с тебя спрос другой. Сцепить зубы и улыбнуться, здесь лучший товар в квартале, не стоит портить отношения:
– Надо же. Странно что в дом взяли.
– Ага. Да еще в какой - Ранте, те самые, скользкие адвокатишки. Самой леди Мелинде Ранто служила.
Апеткарь продолжает распекать гнусных дельцов, наживающихся на чужом несчастье, а я в нетерпении постукиваю ногтем по стойке. Ну сколько можно, убили женщину, да из Канала каждый день баграми по два-три трупа вытаскивают, про подворотни я и вовсе молчу.
– Тень-то легендой был, и как Рубака его одолел?
– Не имею представления ни об одном из них,- цежу я и ослепительно улыбаюсь, стараясь сгладить собственный тон.
– Рубака он рубака и есть, все три последние войны Короне служил, наемничал. За Ниткой, служанкой, с молодости ухаживал, да она замуж выскочила. Вот он вернулся, Нитка и овдовела. Все знали кто Дерри-плотника в могилу отправил, да молчали. А про Тень легенды ходят, дескать, убивает одним прикосновением, как самый чистокровный нелюдь. Мы-то уж думали сказки это все, да только Рубака в бок был ранен, да умер.
– Вот оно как. Спасибо, из беседу приятную и за товар качественный. Не первый раз беру, все не нарадуюсь.
– Ой и вам на добром слове спасибо,- девчонка зарделась,- я дяде передам. Он всегда радуется когда вы заходите!
Дома я разложила покупки и потрясла кошельком - можно попробовать отдать жакет перелицевать. На новый-то не хватит, а вот старый отнести, соседке, довольно будет. Решено. Оставив заготовки отмокать в воде с травками, спускаюсь к милейшей старушке.
– Матушка Огара, вы дома?
– А где ж мне быть? С подружками-то я уж третий день как рассорившись.
– Возьметесь, перешить?
Старушка повертела
– Это выкидывать надо, а не перешивать.
– А деньги, матушка? Нет у меня их десять медяков, как и договаривались. Рада бы, что ж я, не женщина.
Огара просеменила к шкафу, ворча себе под нос о глупых подруженциях, неспособных гулящую девку от девицы нищей и к жизни неприспособленной отличить. У меня аж уши загорелись, знала бы добрая женщина как тесно я с колдуном общаюсь, осталась бы при своем добром мнении? Вот уж вряд ли.
– Дочка то моя давно уж в Столицу умотала. Я сейчас по тебе ее старое платье перешью. Оно мне в серебряный обошлось, да уж рассчитаешься как сможешь, я тебя знаю, ты девка честная. Давно бы уж волосы распустила, да положение свое денежное поправила. А держишься. То и славно, мужика найдешь себе. Есть такие, кто на глупости бабские в молодые годы совершенные и не смотрят.
Я наблюдала как Огава ловко перешивает старенькое платьице, из плотной, шоколадного цвета ткани. Иголки сами собой крутились вокруг узловатых пальцев - много лет назад у Огавы был свой салон, да только старуха все продала чтобы дочку в Столице устроить.
– Вот богатым новая утеха, Шеффар-то, докторишка столичный, удумал чего, читала? Большие телепорты на малые поменять, да стоимость установки сделать пятьдесят золотых. Эдак в каждом доме такая телепорта появится. Будут шнырять друг к дружке, блядуны да блудницы.
– А вы знакомы с доктором?
– Так человек он не богатый, мальчишка его, ученичок, бегал ко мне как ты, тряпки перешивать или костюмы на заказ шить. Жена-то у кутюрье, прости Госполи, одевалась, а он у меня, по старинке. Как ты. С чего бы это про него статейку-то тиснули, не знаешь?
– Так убили его, в переходе под пабом,- нехотя отвечаю я. У старухи аж глаза заблестели. Иглы шустрее заметались по ткани, а сама она в меня взглядом вцепилась. Я сама не заметила, как все ей выложила. За тем исключением, что с колдуном за расследование взялась.
– Кому-то он поперек дороги перешел. А колдуну тому и правда хана. Ох и скандалище был, помню, как меня на той площади выворачивало. Как он кричал бедный, как клялся, и как клятва горела - тоже помню. Невиновный ведь, да только кому то важно?
– Я-то где была?
– Скажи еще что на Правосудную площадь часто ходишь,- дробно хихикает старуха, и я передергиваюсь. Вот уж куда меня и сдобным калачом не заманишь.
– И правда. Можно я у вас статейку одолжу, почитаю?
– Да всю газету забирай, она недельной давности. Зачаруешь старухе окна?
Привычно уже очищаю стекло, ставлю малые щиты от сквозняка, да заодно воздух освежаю - недавно научилась.
– От и славно. Ну все, беги, меряй. Если старуху глаз обманул - спускайся, переделаю.