В степях Зауралья. Трилогия
Шрифт:
— Почему? Чистосердечное признание облегчит твою судьбу, — стараясь подбодрить сестру, ответил Андрей.
— Правда? — в глазах Агнии блеснул слабый луч надежды.
— Да, — открыв чемодан, Фирсов разыскал тщательно укрытые ампулы с ядом, маленький браунинг и положил себе в карман. Агния, отвернувшись к окну, молча смотрела на огни города. Андрей подошел к телефону и набрал номер.
— Михаил… товарищ Новгородцев. Вы у себя? Хорошо, через несколько минут я буду у вас. Закажите пропуск на двоих и вышлите машину к моей квартире!.. Одевайся, — сказал
Лейтенант Третьяков любил свою работу. Больше того, подражая опытному чекисту Новгородцеву, прежде всего строго следовал продуманной системе и ошибался редко. Но то, что Третьяков увидел сегодня вечером у подъезда квартиры Фирсовых, окончательно сбило его с толку. Сначала вышла женщина, за ней показался мужчина. При свете фар подъехавшей машины лейтенант узнал Андрея Никитовича и ту же незнакомку, которую встретил на вокзале:
«Странно, однако посмотрим, куда они собрались?» — подумал он и поспешно зашагал к своей машине, стоявшей за углом. Через несколько минут шофер Фирсова остановился у здания комендатуры, и двое людей, получив пропуска, поднялись по ярко освещенной лестнице к Новгородцеву.
Тепло поздоровавшись с Фирсовым, майор показал Агнии на стул.
— Садитесь.
Андрей заторопился:
— Мешать вам не буду. Прошу принять вот эти вещи, — Фирсов извлек из кармана ампулы с ядом и револьвер. — Если что нужно, присылайте за мной, — подав руку Новгородцеву и бросив быстрый взгляд на Агнию Андрей поспешно вышел.
— Вы хорошо сделали, что явились с повинной. Надеюсь, чистосердечное признание облегчит вашу участь и даст нам возможность выяснить некоторые детали. Итак, я вас слушаю.
Агния подробно рассказала о своей связи со шпионским центром в Берлине и его агентурой.
— Значит, вы одновременно работали и на американскую разведку?
— Да. Тех и других интересовали чертежи новой машины. Креме этого, в нашу задачу входило тормозить строительство тракторного завода. Для этой цели и прибыли под вымышленной фамилией наши агенты Гульд и Миллер.
— Код и директиву разведывательного отдела вы кому передали?
— Миллеру. Он наш основной агент.
— Скажите, Миллер встречался с человеком со шрамом в Свердловске?
— Да, на квартире часовщика Беккера.
— Беккер был заброшен в Россию за год до империалистической войны?
— Этого я не знаю, — покачала головой Агния.
— Хорошо. Вернемся к таинственному человеку со шрамом.
— Часовщик сказал, что инструкции шефа, которые я привезла в Свердловск, переданы по назначению.
— Может быть, вы этого человека узнаете при очной ставке?
Новгородцев нажал кнопку звонка.
— Приведите арестованного из камеры номер семь, — распорядился он.
Слегка сутулясь, в кабинет вошел человек лет пятидесяти с обрюзгшим лицом, на левой щеке которого виднелся шрам.
— Уильям Доннель! — в изумлении Агния поднялась со стула.
Точно от удара, тот втянул короткую шею в плечи.
— Я вас не знаю, сударыня, — ответил он
— Прошу напомнить бывшему представителю фирмы Уркварта Доннелю о первой встрече с ним.
— Это было во время колчаковщины, — медленно заговорила Агния. — В девятнадцатом году мой покойный муж Мартин Тегерсен с участием этого господина, — Агния кивнула в сторону Доннеля, — организовали акционерное общество по добыче руды на Урале и Сибири. Доннель оставил за собой право владения Кыштымским медеплавильным заводом и прилегающими к нему рудниками. Вторая моя встреча с ним — на бал-маскараде в Омске. Уильям Доннель был тогда в обществе француженки Жанны де Гиньяр и одного офицера в маске, как мне сказали потом, поручика Топоркова. Между прочим, этот офицер, заметив, что я приближаюсь к группе Доннеля, поспешно скрылся в толпе.
Внимательно смотревший на Агнию Новгородцев сделал невольное движение: он знал о подпольной работе Андрея Фирсова в тылу Колчака. Значит, Агния Тегерсен говорила правду.
— Третья встреча с Доннелем в Париже, куда он приезжал по своим делам. После двух лет совместного турне по странам Азии и Европы, он бросил меня в Германии на произвол судьбы.
— А вы не знали, что под видом коммерции Доннель занимался шпионажем?
— Нет.
— Вы, Доннель, подтверждаете слова Агнии Тегерсен?
— Подтверждаю, за исключением одного: денег в Берлине я ей оставил достаточно.
Новгородцев усмехнулся: «И здесь сказывается душа торговца».
— Хорошо. С вами, Доннель, о кыштымском деле мы поговорим особо. — Майор нажал кнопку. — Уведите арестованного, — показывая глазами на Доннеля, сказал он конвоиру.
Допрос продолжался.
Какими-то путями Василиса Терентьевна узнала об аресте Агнии и явилась к Новгородцеву с просьбой о свидании с дочерью.
Женщин оставили вдвоем в светлом коридоре, напротив открытой двери кабинета.
— Ну, здравствуй, — с суровой лаской сказала старая женщина и погладила Агнию по волосам. — Видишь, где бог привел свидеться. — Прикосновение ласковой руки матери как бы напомнило далекие годы детства. Не выдержав, Агния заплакала.
— Мама, я виновата перед тобой, Андреем и родиной. Я преступница, мама… — вырвалось у ней.
Женщины, тесно прижавшись друг к другу, долго сидели молча, занятые своими мыслями. Первой нарушила молчание мать.
— Когда суд-то?
— Не знаю.
— Может, адвоката нанять?
— Нет, в моем деле адвокат не поможет, — ответила с горечью Агния. — Я — государственная преступница.
— Не пойму что-то, — Василиса Терентьевна насторожилась.
— Ну, как тебе объяснить… Я шла против Советской власти, вредила ей.
— Агния, бог с тобой, — старая женщина перекрестилась. — Да как же так? Идти против своей земли, народа? Слыхано ли? Вот что, ругать тебя не буду, — заговорила она твердо, — сама не маленькая. Приведет господь искупить вину — искупи без ропота, и мне от этого на душе легче станет. Умирать стану, благословение мое будет вечно с тобой.