В стране каменных курганов и наскальных рисунков
Шрифт:
Не видно в степи никаких животных. Кое-когда, не спеша, от кустика к кустику проковыляет большой черный усач-прионус. До самого горизонта тянется ровная степь. И вдруг на голой площадке высится серый бугор около двух метров в диаметре и немного менее метра высотой. Он невольно привлекает внимание своей необычностью.
Серый бугор состоит из мелких сухих сучьев и темной трухи слежавшейся пыли. Странный бугор. Кто мог сделать столь нелепое сооружение, кому понадобилось собрать в кучу отмершие веточки кустарников и ради чего?
Внимательно вглядываюсь в необычную находку и вижу кое-где торчащие полуистлевшие косточки, мелкие кусочки твердой и белой яичной скорлупы. Так это гнездо степного орла! В сухом климате пустыни веточки кустарников не гниют и сохраняются
Странное место выбрали птицы для своего гнезда, прямо на голой площадке. Впрочем, где селиться хищнику, когда вокруг на сотни километров нет ни одного дерева, скалы или оврага.
Скольким же поколениям служил этот семейный очаг? Теперь не встретить гнездо степного орла в подобной обстановке, разве только в очень глухой местности. Численность этих крупных птиц резко уменьшилась: многие погибли от выстрелов шальных охотников, еще больше лишилось жизни на линиях высоковольтных передач в попытках посидеть на их опорах, да и добычи стало мало.
Возле гнезда, на голой площадке, мы и останавливаемся на обед, а я отправляюсь побродить по степи в надежде встретить что-либо интересное.
Через час на биваке взвивается белая тряпка. Это условный знак: пора идти обедать. Мои предприимчивые помощники воспользовались гнездом орла и сожгли все сохранившиеся в нем веточки. Я высказываю недовольство: вдруг найдутся степные орлы и захотят обосноваться на этом месте вновь.
— В следующий раз тоже надо искать бивак возле старого гнезда, — вполне серьезно выносит суждение Алексей. По крайней мере не надо искать топлива.
Горы Калмагабель видны издалека на горизонте большим сглаженным пологим возвышением, выделяясь среди мелких сопок внушительными размерами. Мы добрались до этой горы, когда день уже был на исходе. На склонах горы и по вершинам окружающих ее холмов всюду виднелись причудливыми нагромождениями выходы гранита. На изломе он был мелкозернистый и светло-розовый. Но степные ветры отполировали камни, а жаркое солнце придало им своеобразную красновато-черную окраску. Когда-то постигавшие гору землетрясения раздробили монолитные граниты на куски и слегка разбросали их по склонам. На почве, усеянной мелким щебнем, росли редкие растения: изень, типчак, полыни да солянка анабазис. В бессточных понижениях между холмами яркими и зелеными пятнами выделялись луговые травы. Покров растений здесь оказался нетронутый домашними животными.
Сейчас население в мелкосопочниках Центрального Казахстана редкое. Для жизни человека он мало благоприятен. Зимою здесь дуют сильные ветры, царят морозы, выпадают снега. Содержание животных большей частью стойловое, а летом мало воды и угодий для сенокосов.
Черные каменные глыбы и крупно-обломочные россыпи громоздятся только местами, на светлой горе они видны хорошо издали, и я, предчувствуя богатые находки наскальных рисунков, торопясь что-либо повидать до захода солнца, отправляюсь на поиски.
Вот и первая гряда почерневших глыб гранита. Многие из них в хаотическом нагромождении образуют фигуры фантастических чудовищ или причудливых строений. С напряжением всматриваюсь в камни, но отвлекает большая муха длиною около двух сантиметров. Она настойчиво меня преследует. У нее тело, и особенно ноги, покрыты длинными и крепкими черными щетинками, придающими насекомому облик крошечного мохнатого зверька, а на лбу красуется яркое серебристое пятно. Давно знаком с этой мухой, но удосужился ее изловить, чтобы узнать латинское название. Хотя, признаюсь, жаль губить это своеобразное, заметное и к тому же редкое создание. Возможно, эта муха еще неизвестна ученым. Почему-то чаще всего ее встречаю в горах пустыни. Может быть, она привыкла к диким козлам и баранам, слизывает с их тела пот. Иногда встречал ее и на цветах, лакомящуюся нектаром. Очень она смела, даже, пожалуй, больше наивна и беспечна, без страха садится на руки, на голову. Но не назойлива. Одна из таких мух, посетившая наш бивак
Муха-великанша не желает со мною расставаться. Потом появляется такая же другая, и вскоре меня сопровождает эскорт из пяти мух. Усиленно отмахиваюсь от них, но мои мохнатые мучительницы не желают расставаться со мною, чем-то я им понравился. Тогда догадываясь в чем дело, снимаю с себя рубашку и, размахивая ею, спешу к гряде черных гранитов. Мухи отстают от меня.
Вот они первые черные с гладкой поверхностью камни, такие удобные, чтобы на них рисовать. Но камни немы, нет на них рисунков. Если рисунков нет в таком отличном месте, то вряд ли богат ими Саякэмель. Все же с трудом нахожу изображение архара и волка. Они стары, линии рисунков уже покрылись темно-коричневым налетом. Потом вижу очень свежий рисунок верблюда. Он точен и реалистичен. Может быть, этой гряде не посчастливилось, случайно ее не постигло внимание древнего посетителя горы? С ничтожным уловом возвращаюсь к машине. И все же решил: объедем вокруг эти горы, поищем наскальные рисунки со всех ее сторон.
Рассказываю своим спутникам, как меня преследовали мухи-великанши и предлагаю догадаться о причине их столь странного поведения.
— Причина кроется в каких-то биотоках, — говорит Алексей. — При трехфазном токе линейное сопротивление не равно фазному сопротивлению, а в трехфазном токе линейные и фазные токи равны. У нас и у мух оказались одинаковые токи, вот они и крутились возле!
— Ну, знаешь, нагородил ты такого, что не разберешься! — возражает Зоя. — Мне кажется, дело в очках. Они поблескивали, как вода, мухам же хотелось пить. На стекло даже обманутые слепим садятся.
— Но мухи не обращали внимания на мои очки, — поясняю я.
Долго мои спутники строили разные предположения.
Секрет же открывался просто. Моя яркая в цветочках рубашка невольно привлекла внимание этих насекомых, желающих полакомиться нектаром. Цветов же вокруг нигде не было.
Не успел, как следует, ознакомиться с горами, как внимание привлекло неожиданное пятно сочной зеленой растительности. Здесь оказался небольшой родничок, сочившийся из-под скал. Он образовал слегка заболоченную мочажину. Вблизи воды цвели сиреневый кермек, пламенел красными ягодами небольшой куст шиповника. Вблизи от мочажинки, среди таволги, высился аккуратный большой стожок, тщательно уложенный по всем правилам сенокошения. Он чист, цел, никем не тронут, хотя и стар и, видимо, был заготовлен еще прошлой осенью. Узнаю в нем работу грызуна сеноставки или, как ее еще называют, пищухи, за манеру перекликаться друг с другом короткими сигналами. Хозяйка стожка, видимо, погибла и не от бескормицы, а от врагов — хорька, лисицы, волка или от щитомордника.
Продолжая путь, заметил на своей рубашке несколько клещей. Едва их собрал, как обнаружил одного на шее, другого уже на голове. Пришлось тщательнее приняться за осмотр одежды. Мой улов оказался неожиданно обильным. Более полутора десятка клещей ползало на мне. Все клещи — самцы и самки, они легко различаются друг от друга, принадлежали к семейству иксодовых клещей и широко распространенному в лесах виду Дермапентор сильварум. Он один из переносчиков тяжелого заболевания — клещевого энцефалита. Как этот обитатель древесно-кустарниковой растительности мог прижиться среди обширных просторов глинисто-каменистой пустыни, привык к необычной обстановке в этом крошечном мирке зелени? Ведь самка, напитавшись крови, упав на землю, кладет яички, из которых выходят личинки — крошечные клещики. Они нападают на мелких животных, пичужек, мышей, тоже напитываются крови и, отпав, превращаются в другую стадию — нимфы. Те, избрав уже более крупных животных, тоже напиваются крови и превращаются во взрослых — паразитов уже крупных животных. За время развития на трех хозяевах они могут оказаться далеко от зеленой спасительной ложбинки. В пустыне сухой и жаркой они жить не могут.