В стране кораллового дерева

Каспари София

Девушка нерешительно остановилась и посмотрела вперед, в сторону столовой.

— Молодая сеньора велела накрыть в саду, — сказала Розита.

— Спасибо, — улыбнулась Анна. — Теперь ты можешь идти. Благодарю тебя.

Розита поклонилась и вскоре исчезла в конце коридора. Анна осторожно прошла дальше. В это время веранда была все еще в тени. Кресла-качалки опустели. Один из ручных попугаев Виктории взобрался на свою клетку. Он лишь с любопытством посмотрел на Анну, когда та засеменила мимо, а не последовал за ней, по своему обыкновению.

Когда Анна спускалась в сад по лестнице, ей пришлось держаться за перила. Девушка часто завтракала в саду или просто бесцельно проводила там время, с тех пор как приехала на Санта-Селию.

Как

только Анна вышла из тени и сделала несколько шагов, ее лоб тут же покрылся испариной. Солнце стояло высоко в небе. Время близилось к полудню. Анна покачала головой: еще никогда она не спала так долго.

Она прошла по дорожке, посыпанной щебнем, мимо лимонных и апельсиновых деревьев, кактусов, розовых кустов и пальм юкка. Ей в который раз повстречались маленькие ручные мартышки, шнырявшие в саду. Хрупкие мотыльки порхали в горячем воздухе. Колибри наслаждались нектаром бесчисленных цветов.

Вскоре Анна услышала голоса Виктории и Юлиуса. К ним примешивался еще один голос, которого она не смогла узнать. Когда девушка наконец оказалась на поляне, где стоял накрытый белой скатертью стол и плетеные стулья, она увидела Педро Кабезаса. Между ним и Юлиусом сидела Виктория. Очевидно, кто-то из них рассказывал что-то забавное, потому что все трое весело смеялись.

Анна остановилась. Солнце подчеркивало золотой цвет волос Виктории. На ней было ярко-синее платье. На шее на белой ленте поблескивал золотой медальон. «Этот наряд ей идет, — подумала Анна, взглянув на подругу. — Виктория будто создана для того, чтобы сидеть между двумя мужчинами и болтать с ними». Педро Кабезас словно услышал мысли Анны и поднял голову. Прядь не слишком длинных черных волос упала ему на лоб. Он поправил ее, сказал что-то Виктории и Юлиусу, которые тоже смотрели на Анну.

— Анна! — улыбнулась Виктория. — Ты наконец-то выспалась, наш сурок? Как тебе платье? Вчера я обнаружила его глубоко в шкафу и сразу же решила, что тебе оно подойдет. Ну, а сейчас, Анна, садись с нами и съешь что-нибудь.

«Но я вообще не спала, — подумала Анна, — разве по мне не видно?» Юлиус поднялся, поставил ее стул рядом со своим и кивнул. Анна села и тотчас почувствовала, как ее охватило беспокойство. Она бросила взгляд на стол. Разнообразная выпечка, жареное мясо, овощи… Девушка нерешительно взяла сладкую булочку.

Юлиус снова сел и высоко поднял кувшин:

— Шоколаду?

Анна кивнула.

Педро Кабезас молча наблюдал за остальными. Его высокие скулы, темные глаза и волосы, нос с горбинкой и коричневый цвет кожи явно указывали на индейских предков, но ростом он был выше любого индейца.

— Я надеюсь, что не слишком обеспокоил тебя вчера, — произнес Юлиус, понизив голос.

— Нет.

Анна почувствовала, как краснеет. Она была рада, что Юлиус произнес эти слова так, чтобы ни Виктория, ни Педро их не услышали. Разговор касался только их двоих. В кустах что-то зашелестело — и одна из ручных мартышек прыгнула на стол и стащила кусок банана.

— Я не хотел тебя слишком волновать, — прошептал Юлиус.

— Ты меня не взволновал.

На этот раз Анна ответила громче, чем хотела. Виктория подняла голову. Анна, не взглянув в ее сторону, отпила глоток шоколада. Юлиус налил себе кофе.

— Что-то случилось? — Виктория вопросительно взглянула на обоих.

— Нет. — Юлиус бросил салфетку на тарелку. — Просто я говорил Анне, что она ест, как воробей.

Виктория ненадолго задержала взгляд на подруге и встала.

— Он прав, — сказала она. — Попробуй всего понемногу. Мне сейчас нужно взглянуть на детей. Как вы смотрите на то, чтобы прокатиться верхом после обеда? Сеньор Кабезас может показать нам еще что-нибудь, правда?

Педро Кабезас кивнул. Его лицо не выражало никаких эмоций.

— Хорошая идея. — Юлиус улыбнулся Виктории.

— Я тоже буду рада, — поддержала Анна.

— Тогда до скорого, — произнесла

Виктория, собираясь уйти.

Анна вскочила. В один миг ее охватил панический страх от мысли о том, что ей придется остаться с Юлиусом наедине.

— Я тоже вернусь в дом! — воскликнула она. — Сейчас… — она подыскивала слова, — сейчас… слишком жарко.

Педро проводил Викторию еще немного, а потом принялся за повседневную работу. Он объезжал плантации и следил за растениями. Еще он присматривал за бычками молодого дона Умберто и за отарами, наведывался к альпака, которых также держали Сантосы. Дон Рикардо велел ему сегодня сопровождать молодую сеньору и ее гостей, но это не означало, что ему можно пренебречь повседневными обязанностями.

Уже не в первый раз Педро подумал о молодой сеньоре с тех пор, как снова стал проводить с ней время. Может, ему удастся перемолвиться с ней парой слов, когда они будут в пути? Ему было тяжело оттого, что Виктория родила второго ребенка от мужа. Педро ревновал, но теперь он снова готов был смотреть вперед. Он готов был оставить прошлое за спиной. Педро понимал, что Виктория не могла отказать супругу.

Когда Кабезас вернулся на эстансию, по его телу ручьями стекал пот. Он быстро помылся. Дон Рикардо поручил ему еще одно задание, которое Педро хотел добросовестно выполнить ради старого хозяина. Он всегда остерегался Умберто. Не только потому, что боялся этого человека, но и из-за бесконечных оскорблений и издевок. На какой-то миг Педро надел на лицо маску безразличия и пренебрежения. Он издал резкий звук. Разве стоит ему бояться человека, который постоянно ревел за сараем? Казалось, что с тех пор прошла не одна жизнь. Они вместе выросли на Санта-Селии: Педро — в той части, где жила прислуга, Умберто — в хозяйском доме. Сразу же выяснилось, что мальчишек-ровесников не связывает между собой ничего, кроме взаимного стойкого отвращения. Они подрались, едва им исполнилось шесть. Педро помнил, как благородная и гордая донья Офелия бросилась, как фурия, защищать сына и избила Педро кочергой. И он, как побитый пес, забрался в старую мельницу, чтобы зализать раны. Позже у Педро сложилось впечатление, будто донья Офелия так и не простила того, что из-за него ей пришлось потерять самообладание. Подобного больше не случалось. У доньи Офелии были люди, которые наказывали Педро, и зачастую не проходило и трех дней, чтобы его не били.

Когда была жива его мать, маленькая стройная индианка, она дарила своему сыну любовь. После ее смерти Педро тосковал и забывал о ней лишь тогда, когда его били. Старый сеньор хорошо к нему относился. То, что дон Рикардо — его отец, Педро узнал еще в двенадцать лет, да еще от самой доньи Офелии, которая наказывала незаконнорожденного чуть ли не каждый день. Это случилось спустя несколько дней после смерти его матери, скончавшейся от одной из беспощадных болезней, завезенных проклятыми белыми. От чужеземных хворей коренные жители умирали, как мухи. Педро знал достаточно историй о зараженных одеялах, которые дарили надоевшим индейцам, чтобы те заболели и погибли.

Лошадь всхрапнула и вернула его к реальности. Педро следовало поторопиться. Нужно было оседлать и взнуздать еще двух лошадей.

— Что ты там делаешь?

Когда Педро увидел в дверном проеме Умберто, ему с трудом удалось подавить яростный стон.

— Готовлю лошадей для прогулки молодой сеньоры и ее гостей.

— Правда? Тебе больше нечем заняться?

— Дон Рикардо поручил мне во всем помогать молодой сеньоре и ее гостям.

Умберто сделал два шага вперед. Педро повернулся так, чтобы краем глаза наблюдать за сводным братом. «Я видел, как ты ревел, — подумал Педро, — ревел в три ручья, когда тебя ругал домашний учитель. Я видел, как ты ревел, когда дон Рикардо отпускал тебе небольшие затрещины, которых я бы даже не заметил». Педро не мог ничего с собой поделать — его губы расплылись в злорадной усмешке.