В стране кораллового дерева
Шрифт:
Ей хорошо было видно, что Анна снова вздрогнула.
— А кроме того, Юлиус работает в немецком торговом доме. Если он хорошо себя проявит, все дороги будут для него открыты. Может быть, у него даже будет доля в общей прибыли, так он мне говорил. Его отец гордится им, и это в действительности все, что нужно Юлиусу. Он хочет, чтобы отец им гордился, поэтому найдет себе невесту в Германии и женится на ней.
Виктория отложила гребень в сторону, взяла с туалетного столика жемчужное ожерелье и начала перебирать жемчужины пальцами.
— В эту схему, как ты сама это понимаешь,
— Я не живу в трущобах.
Виктория с сожалением взглянула на бывшую подругу, которая решительно мотала головой. Благодаря четкому пробору и овальному лицу Анна часто напоминала ей Мадонну. Виктория задавалась вопросом: как много известно Анне? «Может быть, я с самого начала дала ей повод, и теперь она хочет меня шантажировать. Но с тех пор столько всего произошло…»
— Я подарила мужу двоих детей, — тихо произнесла Виктория, борясь с чудовищной усталостью. — Как ты считаешь, я исполнила свой долг? Может быть, он тоже так думает…
— Да, возможно. — Анна, нервничая, осмотрела комнату. — Но ты ведь не хочешь, чтобы я довела дело до конца?
Виктория не ответила. В голове у нее бушевал вихрь мыслей. Очевидно, Анна знала о Педро, но не знала, что Пако — его сын. Никто этого не знал. Почему-то Виктории нравилось, что ей известно нечто такое, о чем никто, кроме нее, не догадывается. По какой-то причине ей даже казалось, что это может ей пригодиться, но теперь для правды было слишком поздно.
— Я хочу лучшей жизни для Марлены, — произнесла Анна, рассчитывая на понимание.
— И собираешься добиться этого с помощью моих денег, которые ты сейчас вымогаешь. — Голос Виктории звучал язвительно. — Я называю это хорошим началом.
Она заметила, что Анна испугалась. Но она не пойдет на уступки. Если Анна решилась на вымогательство, то ей придется прожить с этим всю оставшуюся жизнь.
В ту ночь Анне так и не удалось уснуть. Она долго прислушивалась к звукам, которые раздавались на эстансии. В доме слышались чьи-то шаги, чьи-то голоса, и из-за этого девушка не могла сомкнуть глаз. А потом тишина стала действовать ей на нервы.
Когда утром вновь раздались голоса, Анне казалось, что она вот-вот уснет. Беспокойство, охватившее ее после разговора с Викторией, усилилось. Сейчас девушка смогла разобрать голоса дона Эуфемио и его младшей дочери, доносившиеся с внутреннего двора. Очевидно, они вновь приехали навестить Сантосов. Значит, за завтраком будут гости.
Анна встала и подошла к одному из окон. Прошло несколько минут, прежде чем она поняла: Розита еще не приходила. Анна подождала еще немного и решила, что этим утром Розита, скорее всего, не появится. Никто не подготовил для нее какое-нибудь платье Виктории.
Девушка нерешительно огляделась и открыла платяной шкаф. В нем не было ничего, кроме платья, в котором она сюда приехала. Оно было выстирано и заштопано, но, несмотря на усилия служанки, осталось таким же, каким и было, — серым бесформенным балахоном, знававшим лучшие времена.
Донья Офелия раскрыла рот от удивления, когда
Взгляды присутствующих, а также язвительная ухмылка Виктории, ранили Анну до глубины души, но она высоко держала голову, вспоминая о Марлене. То, что она сделала, было дурно, но она совершила этот поступок ради дочери. Теперь Анна знала, что может шантажировать ради нее, может лгать и, если потребуется, пойдет на все.
Сейчас это была совершенно иная Анна. Вечером она легла в постель одним человеком, а за столом сидела уже совсем другая. Утром она решила, как поступит с украшениями, которые дала ей Виктория за молчание. Анне не нравилось быть вымогательницей, но был ли у нее выход? В Буэнос-Айресе она сможет открыть фирму по сдаче внаем лошадей, о которой мечтала последние годы. Анна замялась, когда служанка поднесла ей корзинку со сдобными булочками, затем взяла одну, отбросив мысли о Штефане Брейфогеле. Ей нельзя было бояться того, что ожидало ее впереди. Нужно было действовать решительно.
Виктория долго и внимательно смотрела на Анну, когда та пила шоколад, который ей подала служанка.
— Сейчас так одеваются в Буэнос-Айресе? — спросила она, обратившись к Анне.
Молодая сеньорита Санчес едва сдерживала смешок. Донья Офелия подняла брови, но ничего не сказала. Мужчины же были заняты разговором, словно женщин вовсе не было в комнате.
Анна ничего не ответила. Что бы ни сказала Виктория, ее это не могло задеть. Она добилась своего и знала, что поступила правильно.
— Виктория, постой!
— Чего тебе надо?
Может быть, это угрызения совести заставили Викторию так резко ответить, но она не хотела этого признавать. Она сжала губы и едва не вскрикнула от боли, когда Педро схватил ее за плечи. Какое-то время они просто смотрели друг на друга. Не в первый раз голубые глаза утонули в черных. Виктория гордо вскинула голову. Она ни в коем случае не потерпит порицания. Она уже не маленькая девочка, за которую решают другие.
— Чего тебе надо? — повторила она.
Педро все так же крепко держал ее и смотрел ей в лицо, словно искал что-то в ее взгляде. Потом он вздохнул.
— Что произошло между тобой и Анной?
— Ничего. — Голос Виктории звучал резко, глаза сердито блестели. — Отпусти меня, или я позову на помощь.
Казалось, он пропустил эти слова мимо ушей.
— Но я ведь слышал, что ты ей сказала. Ты позаботилась о том, чтобы Теофила над ней посмеялась.
Виктория поджала губы, вспомнив о том, что молодая Теофила недавно говорила, будто индейцы — это вонючие, грязные воры, пьяницы и лжецы, которым нельзя доверять. И вообще это еще вопрос, являются ли они людьми. Виктория знала, что Педро ненавидел сеньориту Санчес, но сейчас не могла пойти на уступки. Анна использовала ее, и за это ее нужно было наказать.