В стране кораллового дерева

Каспари София

— Мария! — закашлявшись, позвал Лука. Он уже не понимал, хочет ли он помочь жене или сам умоляет о помощи.

От боли, казалось, вот-вот расколется череп. Лука собрался с силами, чтобы дойти до порога. Он стоял в полутемной комнате, пытаясь хоть что-то уловить сквозь шум в голове. Вдруг словно издалека послышался тихий голос, и Лука разглядел чей-то тонкий силуэт. Послышался голос, но Лука не знал, знаком он ему или нет.

Неужели в доме чужие люди? Что они сделали с Марией? С тех пор как в Буэнос-Айресе разразилась эпидемия, ходили ужасные слухи. Люди совершали чудовищные поступки. В городе мародерствовали, убивали, снимали с умирающих одежду.

Лука обшаривал руками воздух. Он будет защищать себя и жену! Он снова собрался с силами, сделал шаг вперед и рухнул в темноту.

Дженни стояла в комнате, сжав руки в кулаки.

Папа умер.

И его не пощадила болезнь, которая не знала разницы между бедными и богатыми, мужчинами и женщинами, стариками и детьми. У одних она протекала быстро, другие страдали от невыносимых мучений, прежде чем умереть. Лихорадка сразила сеньора Пелегрини, у которого был лишь зонт от дождя, и того, кто мог каждый день в году покупать себе по зонту. Гершель Гольдберг слег после обеда в постель, и уже через неделю болезнь его одолела.

Дженни хотела закрыть глаза, но тут ее взгляд упал на старую куклу. Эту куклу с красивым фарфоровым личиком подарил ей Гершель. Потом Дженни получила в подарок маленькие чашки, тарелки и даже чайник, чтобы куклу можно было поить чаем. Эти игрушки мама и папа заказали для Дженни в Париже. Она много ими играла, когда была младше. А как она их отблагодарила? В Аргентине Дженни редко вспоминала об отце, но в последнее время мысли о нем вновь нахлынули на нее. И вот на пятнадцатый день рожденья она упрекнула Рахель и Гершеля в том, что они на самом деле никогда его не искали.

«Какая я неблагодарная, — подумала Дженни и тихо всхлипнула, — какая неблагодарная!»

В тот день, когда Гершель лежал в постели, Дженни упрекала Рахель и его. В тот момент она еще чувствовала себя в безопасности и совершенно не думала о болезни. Во время карнавала она впервые узнала о жертвах. Дженни рассерженно ходила взад и вперед по комнате, узнав, что родители не пустят ее в этом году на костюмированное шествие. Спустя месяц число жертв перевалило за три сотни. И вот теперь болезнь сразила Гершеля Гольдберга.

«Они все делали только для меня, — подумала Дженни, — все для меня».

Она подошла к письменному столу и поправила чернильницу и перо. Взгляд упал на письмо, которое она начала писать приемному отцу и теперь уже не сможет закончить. Теперь Дженни не удастся сказать ему, как она его любит, и от этого боль в душе становилась невыносимой.

— Ах, папа, — тихо всхлипнула она. — Ах, папа, как бы я хотела все исправить! Но это невозможно.

Позже госпожа Гольдберг и Дженни молча сидели у смертного одра Гершеля, держа друг друга за руки. Им было слишком больно, и они не могли разговаривать. Дженни снова вспоминала, как несправедливо в последнее время относилась к Гольдбергам. Она сделалась очень вспыльчивой, когда стала подростком: отказывалась выходить из комнаты и грубо реагировала на любую попытку Гольдбергов проявить дружелюбие. Дженни сама не знала, как бороться со своими капризами, которые иногда овладевали ею.

Она нежно сжала руку Рахель Гольдберг. Та наконец всхлипнула, и в один миг вся боль и ужас вырвались наружу.

Дженни вдруг подумала, что они не были еще так близки за последние несколько месяцев. Внезапно она осознала, как ей будет не хватать Рахель Гольдберг, если вдруг умрет и она. Ей будет не хватать Гольдбергов как матери и отца, которых у Дженни давно не было. Она поцеловала приемную

мать в каштановые волосы и обняла ее так крепко, как только могла. Сначала Рахель колебалась, но потом решительно ответила на объятия приемной дочери.

— Не плачь, мама, не плачь, — прошептала Дженни.

Рахель Гольдберг улыбнулась.

— Но мне нужно поплакать, — воскликнула она, — как иначе я смогу вынести все это?! Это просто разрывает мне сердце, Дженни, просто разрывает. Мой Гершель и я, мы никогда не расставались, с тех пор как поженились, никогда, ни на один день!

Дженни молчала. «Да, — подумала она, — как это можно выдержать, если не плакать?» Может быть, до этого она слишком мало плакала, может, поэтому боль все еще живет в ее душе и с ней невозможно совладать? Может, и ей стоит поплакать из-за того, что произошло в ее жизни?

Девочка погладила приемную мать по голове и почувствовала, как по щекам текут слезы. Впервые за долгое время Дженни ощутила облегчение.

А потом ее охватили боль и печаль.

Анна прижала ладони к больной голове и уперлась локтями в дрожащие колени. Утром ненадолго заходила Дженни, принесла немного хлеба, фруктов, куриного бульона и весть о смерти сеньора Гольдберга. В доме Бруннеров-Вайнбреннеров дела не становились лучше. Ленхен пришла в себя после жара, но Элизабет лихорадка быстро добивала — не было признаков того, что болезнь вскоре пройдет. Глаза матери налились кровью. К тому же начались кровотечения изо рта и из носа. Элизабет несколько раз рвало, она страдала также от поноса. Мать болела тяжелее, чем все остальные. Анна продолжала бороться, но втайне опасалась, что Элизабет не выздоровеет. Генрих и Марлена уже хорошо себя чувствовали; отец даже требовал водки, словно ничего не случилось.

— Ты не можешь порадовать отца, бессердечная женщина! Я не в силах подняться, а тебе все равно.

Анна молча приносила ему еду и следила за тем, чтобы его подушки и одеяла были тщательно взбиты, комната проветрена, а ночной горшок пуст. Но отец продолжал издеваться над ней. С пеной у рта он поносил Анну грязными словами, которые только приходили ему в голову.

«Он выздоравливает, — пронеслось у нее в голове, — он выздоравливает. Как я могу это вытерпеть? Столько хороших людей умирает, а он выздоравливает!» Анна понимала, что ей нужно стыдиться таких мыслей, в конце концов, речь шла о ее родном отце, но не могла. Он еще никогда не был ей так отвратителен.

Юлиус принес известие, что Лука и Мария тоже заболели. Мария продолжала болеть, а Лука умер вскоре после того, как заразился.

«Какая сволочь может нападать на умирающего человека?.. Кто способен на такое?»

Анна думала о том, что многие заболевшие не пошли в больницу. И не только потому, что об этом месте и врачах рассказывали ужасные истории, но и просто из боязни оставить там то немногое, чем они владели. Анна закрыла лицо руками и все еще не хотела ни на что смотреть. Просто не хотела смотреть на мир, наполенный болезнью, лицемерием и злобой. Неужели к нападению приложил руку Эдуард или Густав? Наверное, все-таки Густав. Эдуард не мог этого сделать, в этом она была уверена. Анна прикусила губу. «Нет, любимый старший брат не мог напасть на Луку и Марию, это невозможно». «Но ты не можешь быть в этом уверена до конца», — твердил голос в ее голове. Анна встала. Может, ей удастся избавиться от этой мысли, если она возьмется за работу? Может, тогда она сможет отделаться от подобных раздумий?