В Стране Вечных Каникул. Коля пишет Оле, Оля пишет Коле
Шрифт:
Наверно, Валерик и правда был немножко гипнотизером: я поверил, что все, о чем он рассказывал мне, случилось на самом деле. Я так твердо в это поверил, что даже сумел сейчас, через много лет, пересказать вам эту историю от своего имени, кое-что, конечно, изменяя и добавляя на ходу.
Рассказывая, я вновь переживал свое детство… И вновь удивлялся, почему Валерик был не подвластен волшебству. Хотя, в общем-то, ясно почему: сказка сама была подвластна ему, его выдумке и фантазии — ведь это он сочинил ее… Впрочем, не все в этой сказке выдумка. Нет, не все…
Кружок
КОЛЯ ПИШЕТ ОЛЕ, ОЛЯ ПИШЕТ КОЛЕ
ОЛЯ И КОЛЯ
Шоссе длинным серым клинком рассекало лес, казавшийся непроходимым. Но, подъезжая к тому месту, где клинок шоссе перекрещивался с другим клинком, тоже рассекавшим лес, но более отточенным, сверкающим и широким — с уральской рекой, — шоферы и их спутники удивленно вздрагивали: непроходимые лесные заросли трубили горнами, пели и даже дискутировали на тему: «Может ли мальчик дружить с девочкой?» И только уже у самого моста стрелка, нацеленная на лес, все объясняла: "Пионерский лагерь «Сосновый бор» было написано на ней выцветшими от солнца и дождя буквами.
Дискуссии устраивал главный редактор лагерной радиостанции «Голос в лесу» Лева Звонцов. В школе Лева тоже отвечал за радиопередачи, а заодно уж и за дружинную стенгазету… Почти все ребята давно знали друг друга: раньше они жили на Севере, где родители их построили алюминиевый завод, а потом родители переехали на Урал, чтобы строить другой алюминиевый завод, и ребята переехали тоже. Они учились в одной школе, отдыхали в одном пионерском лагере «Сосновый бор» и все знали, что лучше Левы Звонцова никто не умеет заводить разные споры и дискуссии.
У соцгородка, который строили их родители, было странное и не очень благозвучное имя: «БАЗ», что означало: «Большой алюминиевый завод». Взрослые люди были очень заняты, и у них, видно, не хватало времени придумать городу другое название. А у ребят свободного времени было побольше, особенно летом, в лагере, и Лева Звонцов по радио объявил конкурс:
Пионер! Поработай мозгами своими
И придумай для города новое имя!
В лесу, на свежем воздухе, заработали мозгами сразу двести тридцать ребят. И вот по вечерам, хрипло вторгаясь в бесконечную птичью болтовню и приливами набегающий сосновый шум, Лева Звонцов стал устраивать такие радиобеседы:
— Расскажи-ка радиослушателям, какое имя ты хочешь дать нашему городу!
— Город, который мы сами построим…
Репродуктор, черным гнездом примостившийся меж сосновых ветвей, вдруг мелко-мелко задребезжал — это Лева расхохотался в самый микрофон:
— Где ты слышал такие длинные названия?
— Не
— Вот именно: ни на что не похоже! Следующий! — выкрикнул Лева так, словно он был врачом и за дверью у него томилась очередь пациентов.
— Бр-ратск! — нажимая на букву "р", четко выговорил очередной участник конкурса.
— Это название уже без тебя придумали.
— Ну и что же? Тот город на Ангаре, а этот у нас.
— Ну как ты не соображаешь?… Может возникнуть путаница: вот, например, с письмами…
— Тогда — Новый Бр-ратск!
— И тот, на Ангаре, тоже не старый.
— Тогда я подумаю…
Левин голос расположился в эфире, как у себя дома: он оценивал, поучал, делал замечания.
— Следующий! — выкрикнул Лева.
— Что ты кричишь, как в лесу? — ответил ему чуть-чуть удивленный, певучий голос, в котором не было раздраженности или ехидства, а было именно добродушное удивление лихой Левиной бесцеремонностью.
Все сразу узнали Олю Воронец.
— Мы и есть в лесу! — тут же нашелся Лева. Но, смущенно пошуршав чем-то в микрофон, добавил: — Извини. Здесь такая очередь, всем не терпится получить премию… У тебя есть предложение?
— Я предлагаю назвать так: город Крылатый!
— Немного странно… звучит, — робко, почти шепотом возразил Лева.
— Почему странно? Есть же в Казахстане город Рудный. А у нас будет город Крылатый. И это будет справедливо: алюминий-то крылатый металл — из него самолеты делают.
— Ах, так? — встрепенулся Лева. — Это очень образно! И я бы сказал — поэтично!…
— Просто точно, по-моему, будет. И справедливо.
«Справедливо» — это было любимое Олино слово. Правда, частенько она прибавляла к нему коротенькое отрицание «не». «Это несправедливо!» — спокойно заявляла Оля своим глубоким, певучим голосом. И тут же вступала в борьбу за справедливость.
Девочки были влюблены в Олю Воронец. Прошлым летом Оля носила косы, и в волосах у ее подруг тоже мелькали разноцветные ленточки. Этой весной, перед лагерем, она постриглась, и подруги ее мигом, без сожаления распрощались со своими косами. Оля чуть-чуть заикалась, и девочки, сами того не замечая, тоже начали слегка растягивать гласные буквы и изящно, еле заметно, как это делала Оля, спотыкаться, словно приседать, на некоторых словах.
Оля редко сердилась. Главным образом тогда, когда встречалась ей на пути какая-нибудь нечестность, неправда, и девочки тоже старались быть отчаянно принципиальными.
И еще Оля сердилась, даже приходила в неожиданную ярость, когда ее называли красивой. В прошлом году начальник лагеря водил по «Сосновому бору» какую-то делегацию и все время восклицал: «А вот это наша волейбольная площадка! А вот это наша читальня! А вот это наш радиоузел!…»
— А вот это наша красавица! — гордо объявил он, увидев издали Олю Воронец.
Делегация защелкала фотоаппаратами, но на пленку попал, должно быть, лишь Олин затылок: в ответ на слова начальника девочка неучтиво повернулась спиной к гостям и быстро скрылась за деревьями.