В Суоми
Шрифт:
ТУЛ И СВУЛ
Если в других буржуазных странах правящие классы пользуются спортом, чтобы отвлечь внимание народа от политики, от классовой борьбы, то в Финляндии дело обстоит сложнее.
Еще с самого зарождения рабочего движения здесь стали создаваться и рабочие спортивные кружки. А одним из последствий гражданской войны восемнадцатого года было то, что и в спорте возникли два противоположных лагеря.
Ясное осознание рабочими своей классовой принадлежности, пожалуй, можно считать частью
В Суоми и в кооперации существуют два центра — буржуазный и рабочий. Общества трезвости также разбились по классовому признаку. Это разделение коснулось даже самого «отвлеченного» искусства — музыки. Массовая организация — Рабочий музыкальный союз — противостоит буржуазному Союзу певцов и музыкантов Финляндии. И когда на празднике песни и музыки, на стадионе, в 1948 году впервые выступали вместе хоры обоих союзов, это рассматривалось как событие чрезвычайной важности в музыкальной — да и не только в музыкальной! — жизни страны, и этот факт был отмечен в речи президента.
И в спорте друг другу в Суоми противостоят разветвленные, имеющие свои базы и клубы во всех городах и поселках две организации. Рабочий спортивный союз (ТУЛ) со своими 1043 клубами насчитывает свыше 220 тысяч членов. Буржуазный гимнастический и атлетический союз Финляндии (СВУЛ) имеет 1364 клуба, членами которых состоят 330 тысяч спортсменов. К нему же примыкает «Финская лига мяча», объединяющая 94 тысячи футболистов, баскетболистов, хоккеистов. Более шестисот тысяч человек входят в спортивные союзы.
Вряд ли можно найти в какой-нибудь другой стране такой большой процент населения, объединенного спортивными организациями, которые, кстати сказать, имеют не только клубы, специальные спортивные гимнастические залы, корты, бассейны, но и школы.
Под влиянием буржуазных спортивных организаций, уверяющих всех, что спорт — вне партий, находится еще и сейчас много рабочей молодежи и детей рабочих. В тридцатые же годы влияние этих организаций было гораздо сильнее. Коммунисты же и многие левые находились или в подполье или в тюрьмах, поэтому социал-демократам легко было захватить руководящие посты в рабочих спортивных союзах. И тем не менее для очень многих будущих активных деятелей пролетариата спортивные клубы были как бы первой ступенькой, дверью, через которую они приходили в революционное движение.
Отец Кууно разрешил мальчику, тогда еще не разбиравшемуся в политике, заниматься футболом или атлетикой только в рабочем спортивном клубе. Здесь начиналась его закалка — не только как спортсмена.
Кууно мечтал окончить среднюю школу, а затем — вуз. Но ведь если в семилетке обучение бесплатное, то за учение в следующих трех классах, окончание которых давало право поступления в вуз, надо было платить.
За два года работы на заводе Кууно приобрел не только квалификацию — разряд младшего токаря, но, из недели в неделю, из месяца в месяц отказывая себе во всех удовольствиях и даже в насущно необходимом, ему удалось скопить сумму, достаточную для окончания гимназии.
Когда
Это была для него сумасшедшая зима. Он не пропускал ни одного дня без тренировки.
К весне, сбавив вес на полпуда, прыгал уже на шестнадцать сантиметров выше, чем осенью, — 186 сантиметров. При этом за один учебный год он сдал экзамены за два класса гимназии.
Мы ходили по городу с Хонканеном, отыскивая комнату, и по пути он рассказывал мне историю своей жизни и перипетии далеко не спортивной борьбы в недрах спортивных организаций.
Следующий адрес оказался счастливым. На площадку четвертого этажа, куда нас поднял лифт, выходили две двери. Но квартира-то была одна — сдающаяся хозяевами комната имела отдельный выход. Комнатка крохотная, поставишь кровать, столик — и повернуться трудно. Окно выходит в типичный городской, неуютный двор. Но цена, которую запросил хозяин (уступив с десяти до восьми тысяч марок за месяц), была сходная, а близость к парламенту и особенно отдельный выход решили дело. Задаток перешел из рук в руки, и через десять минут, продолжая беседу, мы уже сидели за столиком в кафе «Примула».
…Студенческие экзамены студенческими экзаменами, но вместо вуза двадцатилетний Кууно осенью сорок первого года попал в армию. Фронт на северном берегу Свири. Его часть была расположена в деревне Комаровичи…
Я был в то время на южном берегу Свири, в Седьмой отдельной армии.
— Почти что рядом!
— Как хорошо, что вы встретились сейчас, а не тогда! — засмеялся Эса Хейккиля, отлично говоривший по-русски. Когда Кууно или мне не хватало слов, он помогал нам столковаться друг с другом.
Свирь. Помню, притаившись за высокой смолистой сосной, мы старались разглядеть, что делается на другом берегу реки. Но ничего не смогли увидеть, кроме кольев и нескольких рядов колючей проволоки. Однако мы отлично знали, что там есть укрепления.
Густой смешанный лес на северном, песчаном берегу Свири подступал чуть ли не к самой реке, настойчиво катившей свои быстрые воды к уже близкой отсюда Ладоге. Река казалась безлюдной и пустынной, и только одно, неведомо откуда взявшееся бревно, медленно поворачиваясь, плыло по течению.
«Вот, — сказал мне разведчик-гвардеец Володя Немчинок, — бревно это пройдет в Ладожское озеро, и Нева принесет его в Ленинград».
Над Ленинградом царила такая же белая ночь, как и здесь, на Свири. Но над лесами, озерами, болотами, заливными лугами белая ночь скоро растворилась, истаяла, и тогда началась трехчасовая артиллерийская подготовке к переправе, подготовка, которую можно сравнить лишь с вулканическим извержением.
Солдаты-гвардейцы бегом несли к берегу дощатые плоскодонки. Больше месяца они сшивали их в лесных чащах. К бортам были прибиты источавшие смолу ручки, чтобы легче, одним рывком, можно было доставить плоскодонки к воде.